Горошко Е.И.
Функциональная асимметрия мозга, язык, пол: Аналитический обзор.
Е. И. Горошко
Функциональная асимметрия мозга, язык, пол:
Аналитический обзор
Светлой памяти Алексея Алексеевича Леонтьева
Вступление
Одни хотели бы понимать то, во что верят, а другие верить в то, что понимают.
С. Ежи Лец
...как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
И. Бродский «Рождественский романс»
К этой теме меня заставили обратиться как вопросы, связанные с исследованием языка и речи в плане гендерных особенностей, так и проблемы по поводу их обусловленности биологическими и социальными факторами, дебаты вокруг которых продолжаются в лингвистике и социальных науках, начиная примерно с 70-х годов прошлого века (Chernigоvskaya, 1994; Черниговская, Гаврилова, 2000, с.597).
Заметим, что сейчас в отечественной лингвистике[1] происходит бурный рост исследований, посвященных изучению гендерного параметра в языке и речи. Описывая особенности этих работ, О. Л. Каменская предлагает «развести» их по двум направлениям. Так, первое направление - гендерная лингвистика, по мнению ученой, исследует язык и речевое поведение с применением гендерных методов, а объектом второго направления - лингвистической гендерологии – является изучение категории гендера с применением лингвистического инструментария (Каменская, 2001, с.15). При этом автор отмечает, что «…провести четкую границу между этими двумя направлениями удается не всегда»[2] (Там же). Однако становится понятным, что наряду с формированием этого направления в лингвистике, происходит и выработка его методологических основ, когда используется как чисто лингвистический инструментарий, так и методы, применяемые для изучения категории гендера в других социальных науках (психологии, социологии, философии). И постепенно с развитием направления параллельно происходит как развитие его собственной, уже устоявшейся методологии, так и появляются новые методы, т. к. по сути идет становление ещё одной исследовательской парадигмы.
Говоря о методологической базе лингвистических гендерных исследований, выделяют общенаучные и лингвистические принципы анализа гендерного параметра.
Начнем с общенаучных принципов.
Обобщая западные общенаучные подходы к этой категории, О. А. Воронина выделяет семь подходов в трактовке понятия «гендер». Так, гендер может рассматриваться как: социально-демографическая категория; социальная конструкция; субъективность; идеологический конструкт; сеть; технология и культурная метафора.
При описании же теоретико-методологических основ отечественных гендерных исследований, О. А. Воронина говорит о трех магистральных моделях, которые предпочитают наши гендерологи:
· теория социального конструирования гендера;
· понимание гендера как стратификационной категории, связанной с другими стратификационными категориями;
· интерпретация гендера как культурной метафоры (Воронина, 2001).
В рамках теории социального конструирования гендера эта категория понимается как организованная модель социальных отношений между мужчинами и женщинами, которая определяет их социальные отношения в основных институтах общества (а также и определяемая или конструируемая ими) (Там же, с.102). Этот подход базируется на двух предпосылках. Во-первых, считается, что гендер конструируется посредством социализации, разделения труда, системой гендерных ролей и т. д. Во-вторых, он конструируется как самими людьми на уровне их сознания (т. е. гендерной идентификации), так и принятия заданных норм и ролей и соответственного «подстраивания» под эти нормы и роли. Гендер является мощным средством, который производит, воспроизводит и легитимирует выборы и границы, предписанные категорией половой принадлежности человека. «Понимание того, как в социальной ситуации создается гендер, позволит, - по мнению О. А. Ворониной, - прояснить механизм поддержания социальной структуры на уровне взаимодействия индивида и выявить те механизмы социального контроля, которые обеспечивают его существование» (Там же, с.103).
В теории, рассматривающей гендер как стратификационную переменную, под гендерной стратификацией понимается процесс, посредством которого гендер становится основой социальной стратификации, а воспринимаемые гендерные различия становятся систематически оцениваемыми. Наряду с гендером такими стратификационными категориями выступают класс, раса, возраст и т. д. При этом считается, что гендер является комплексным процессом или технологией, которая, определяя субъект как мужской или женский в процессе нормирования, пересекается с другими нормативными переменными, например, такими, как раса и класс. В ходе этого процесса воссоздается и перераспределяется система власти и подчинения. Полагают, что гендерные технологии – это дискурсивные механизмы, которые задают и регламентируют формы и стадии становления гендера. Гендерные технологии демонстрируют, как оформляется гендер и как пол становится идеологическим продуктом (Там же, с.103-104).
В парадигмальных рамках третьей теории под гендером понимается сложный социокультурный процесс конструирования обществом различий мужских и женских ролей, поведения, ментальных и эмоциональных характеристик. При этом мужское и женское на онтологическом и гносеологическом уровнях существуют как элементы культурно-символического ряда, при котором маскулинное автоматически маркируется как приоритетное и доминирующее, а феминное рассматривается как вторичное и подчиненное (Там же, с.104-105).
О. А. Воронина говорит также и ещё об одном подходе в отечественных социальных науках, определяя его как псевдогендерный, когда происходит подмена понятий пол и гендер, а также когда гендер воспринимается как социополовая роль. Этот подход, по мнению ученой, является модификацией идей традиционной социологии пола или биодетерминизма, когда различия между мужским и женским воспринимаются как некая данность без анализа причин и смыслов этой разницы. Поэтому «… основой методологии гендерных исследований, - как думает О. А. Воронина, - является не просто описание разницы в статусах, ролях и иных аспектах жизни мужчин и женщин, но анализ власти и доминирования, утверждаемых в обществе через гендерные роли и отношения… Гендерные исследования рассматривают, какие роли, нормы, ценности, черты характера общество через системы социализации, разделения труда, культурные ценности и символы предписывает исполнять женщинам и мужчинам, чтобы выстроить традиционную … иерархию власти» (Там же, 2001, с.105-106).
Если мы от теории гендера обратимся к лингвистике, то в этой области анализируя методологию исследования гендера, А. В. Кирилина к общенаучным принципам относит ряд следующих положений:
Во-первых, гендер является общенаучной категорией и принципы гендерного подхода применимы к любой из частных наук, однако они должны реализовываться с учетом особенностей и при посредстве методов данного научного направления.
Во-вторых, гендер является продуктом развития культуры и социума. Он институционализован и ритуализован, а, следовательно, релятивен и конвенционален.
В-третьих, будучи конструкцией, гендер изменчив и динамичен во времени (и в языковом пространстве (добавление мое – Е. Г.)).
Лингвистические же принципы анализа гендера А. В. Кирилина сводит к следующим положениям:
Гендер манифестируется в языке и является параметром переменной интенсивности, т. е. плавающим параметром – « … фактором, проявляющимся с неодинаковой интенсивностью вплоть до полного исчезновения в ряде коммуникативных ситуаций» (Кирилина, 2003б, с.117). Культурно-символический характер гендера обуславливает появление гендерной метафоры, которая «работает» подобно любым другим метафорам.
Исследованию гендерного аспекта языковых элементов должен предшествовать их анализ как единиц языка. Большинство исследователей, работающих в этой области, полагают, что для изучения гендера в лингвистике должны применяться лингвистические методы. Противоположная точка зрения излагается в статье А. Першая «Колонизация наоборот: гендерная лингвистика в бывшем СССР» (2002), но, на мой взгляд, это работа остается вне рамок научного исследования (см. также по этому поводу Добровольский, Кирилина, 2000).
В качестве метаподхода в гендерных исследованиях применяется деконструкция, т.е. особая стратегия отношения к тексту, которая включает в себя одновременно и его деконструкцию и его реконструкцию, при которой «…всякая интерпретация текста, допускающая идею внеположенности исследователя по отношению к тексту признается несостоятельной» (Руднев, 1999, с.75, см. также Кирилина, 2003а, с.134).
Я до определенной степени разделяю положение Московской гендерной школы о рассмотрении гендера как плавающего параметра, но у меня лично возникает при этом два вопроса, ответить на которые сейчас я не могу (Горошко, 2004б).
Во-первых, до какой степени можно единообразно трактовать это понятие без учета дисциплинарных рамок некоторых лингвистических направлений (например, психолингвистики, социолингвистики или судебной лингвистики)?
Во-вторых, встает соответствующий вопрос, до какой степени вышеприведенная трактовка гендера может быть применима к перечисленным направлениям вообще? Я думаю, что определение гендера в лингвистике ещё требует дальнейшего уточнения в рамках частнонаучных направлений.
Сказанное выше отчасти и способствовало созданию аналитического обзора по изучению гендерного параметра в узкоспециализированной предметной области или, переформулируя эту мысль иначе, предметом этой книги явились гендерные особенности языка, которые могут быть обусловлены особенностями взаимодействия правого и левого полушарий мозга.
В гендерологии (в т. ч. и лингвистической) направление, которое отстаивает первостепенность влияния половых различий на особенности и закономерности речевого поведения мужчин и женщин, получило название «биодетерминизм». В существующей на настоящий момент гендерной исследовательской парадигме это направление вызывает серьезную критику как со стороны феминистки ориентированных исследователей, так и со стороны ученых, стоящих на позиции социального конструктивизма или лингвокультурологии. В рамках этих направлений разрабатывается широкий подход к гендерным аспектам языка и коммуникации: гендер рассматривается не только как категория социолингвистики и не столько как таковая. Именно такой взгляд, по мнению А. В. Кирилиной, позволяет избежать эссенциализма и преодолеть биодетерминистский подход (Кирилина, 2003а).
Однако я думаю, эта тема является до сих пор одной из самых дискутируемых и острых. Заметим, что именно в этой области наблюдается практически самая высокая противоречивость при анализе полученных результатов и их последующей трактовки. Эмпирическое же подтверждение выдвигаемых здесь гипотез и их проверка оказывается также одной из самых сложных исследовательских задач (например, в плане организации и проведения лингвистических экспериментов, в выборе и использовании достаточно сложных методик, и интерпретации выводов, которая иногда находится под влиянием экстралингвистических факторов (в т. ч., к сожалению, и идеологических)).
Все сказанное и подтолкнуло меня к анализу одной из сторон этой проблемы, а именно освещению и анализу работ, посвященных изучению взаимосвязи функциональной асимметрией мозга (ФАМ), речи и пола человека (в т. ч. и социального, который сейчас терминологически обозначается словом «гендер»).
Значительный рост интереса к проблеме ФАМ[3] объясняется также и появлением принципиально новых задач и разработкой систем искусственного интеллекта, связанных с необходимостью адекватного представления взаимоотношений в системе «мозг – поведение».
Лавинообразный поток новых факторов, экспериментальных данных и клинических нейролингвистических и нейропсихологических наблюдений привел к необходимости их теоретического аналитического осмысления и, несмотря на отсутствие единой, цельной теории межполушарной асимметрии, можно говорить об автономности этого научного направления со своим концептуальным аппаратом, своими методами, своими традициями и своей методологией. В науке этот процесс называют формирование научной дисциплинарной парадигмы.
При этом, как полагает Е. Д. Хомская, несмотря на длительную историю изучения этой проблемы (около 150 лет, начиная с того момента как Поль Брока открыл центр речевой моторики) и громадного количества публикаций, «…сколько-нибудь законченной теории, объясняющей ФАМ и учитывающей действие как генетических, так и социокультурных факторов в её формировании, пока не существует» (Хомская, 2003, с.76).
И, увы, накопление эмпирического материала по этой проблеме явно опережает его теоретическое осмысление, в т. ч. и в лингвистике, что и побудило автора взяться за написание этой работы.
Автор благодарит всех рецензентов этой книги - проф., д. психол. наук Е.Ф. Иванову, д. фил. н., Л. А. Ставицкую, член-корр. РАЕН, проф., д. фил. н. Е. Ф. Тарасова и проф., д. биол. наук Т. В. Черниговскую - за критическиое прочтение текста. Все их пожелания и комментарии я постаралась учесть в работе над окончательным вариантом рукописи.
Большим стимулом к написанию этого теоретического обобщения послужило также обсуждение этой темы с Алексеем Алексеевичем Леонтьевым, который считал её одной из сложнейших тем и в психолингвистике. Более того, несколько страниц в своем знаменитом учебнике по этой дисциплине Алексей Алексеевич посвятил связи межполушарной асимметрии с речевыми функциями мозга (Леонтьев, 1999, с.274-275), считая это направление одним из путей её развития, т. к. «…лингвистика сейчас остро нуждается в притоке новых идей….» (Там же, с.277).
Светлой памяти Алексея Алексеевича Леонтьева, одного из основателей советской психолингвистики, автор посвящает эту книгу.
[1] Под отечественной лингвистикой я имею в виду лингвистику стран содружества независимых государств (СНГ).
[2] В рамках этой работы оба эти направления мы объединяем в одно под общим названием «гендерные исследования в языкознании».
[3] Функциональная асимметрия мозга (ФАМ), функциональная специализация полушарий, латерализация функций, доминантность полушарий, полушарность и т.д. на страницах этой работы и на сегодняшний момент развития концептуального аппарата этого направления все эти обозначения являются взаимозаменяемыми понятиями.