В.В.Мильков
ГАЛЕНОВО НА ГИППОКРАТА^*

(Древнерусские апокрифы: тексты, переводы, комментарии // В.В.Мильков. Древнерусские апокрифы. Издательство Русского христианского гуманитарного института. СПб., 1999.)

Апокриф "Галеново на Гиппократа" - один из интереснейших образцов неканонической письменности. К сожалению, памятнику повезло меньше, чем другим апокрифам: ни детальная история его бытования, ни рукописные списки, ни идейно-мировоззренческое содержание апокрифа специально еще не изучались. До сих пор остаются неясными вопросы происхождения текста и непосредственные источники воспроизведенных в неканоническом трактате идей. Нет ясного представления о путях проникновения этого памятника в древнерусскую культуру и о причинах востребования столь необычного для древнерусской культуры текста. Хочется надеяться, что это неканоническое произведение привлечет к себе внимание источниковедов, которые проведут столь необходимую для историков культуры работу по выявлению списков апокрифа, их фрагментов в сборниках смешанного содержания и, возможно, установят редакции, варианты, а так же взаимоотношения между ними. Большая работа предстоит по идентификации текстов с их возможными авторами и в направлении смыслового анализа содержания памятника

По данным ранних рукописей, в составе которых обнаружен текст "Галеново на Гиппократа", время появления памятника в древнерусской переводной письменности предварительно можно датировать XV столетием. Помещение в рукописные сборники полных и сокращенных вариантов "Галеново на Гиппократа", а также распространение в древнерусской письменности небольших фрагментов, отражающих мотивы этого произведения, дает основание говорить, что апокриф стал фактором духовной жизни страны и оказал значительное влияние на идейные искания отечественных грамотников. Списки памятника, его сокращенные варианты, а также мелкие извлечения встречаются в рукописях XV-XVII вв.

Самый ранний список апокрифа обнаружен среди книг, принадлежавших Кириллу Белозерскому (РНБ. Кир.-Бел. № XII. Л. 215-219 об. - Текст относится к первой четверти XV столетия. Описание памятника см.: Прохоров Г. М. Книги Кирилла Белозерского // ТОДРЛ. Т. XXXVI. Л., 1981. С. 65-66). Во второй половине XV в. апокриф собственноручно воспроизводит в одном из своих сборников известный книгописец Кирилло-Белозерского монастыря Ефросин (РНБ. Кир.-Бел. № 22/1099. Л. 209 об.-211). Сокращенная редакция апокрифа обнаружена еще в одном сборнике XV в. этой крупной по масштабам того времени библиотеки (РНБ. Кир.-Бел. № 101/ 1178. Л. 261 об.-262). Ко второй трети XV в. относится список памятника из собрания РГБ. Тр.-Серг. № 762. Л. 270 об.-274. Отрывок этого текста с разночтениями по Кир.-Бел. № XII, его перевод и описание опубликованы (см.: Книга глаголемая "Прохладный вертоград". Лечебник патриаршего келейника Филагрия / Вст. ст., перевод и коммент. Т. А. Исаченко. М., 1997. С. 275-283, 375-366). В этом же XV столетии наиболее полный вариант апокрифического текста помещается в богословско-философской рукописи, принадлежавшей Троице-Сергиеву монастырю, вместе с "Диалектикой" и "Небесами" Иоанна Дамаскина (РГБ. Тр.-Серг. № 177. Л. 253-270). В XVI в. апокриф воспроизводится митрополитом Макарием в его официозном государственном своде "Великих Миней Четьих" (ГИМ. Синод. № 996. Л. 1063), и это при том, что одновременно текст или его дериваты включались в подборки гадательно-астрологических и медико-диетических рекомендательных текстов. Например, хорошее знание апокрифа демонстрирует псковский ученый-книжник XVI в. Иван Рыков, указывавший на "сочинения Пократа" как на один из авторитетных источников составленной им гадательно-астрологической компиляции (сохранилась в поздней копии XVII в. РГБ. Барс. № 518).

Г. М. Прохоров указывает на существование списка Чешского Народного музея, собрание Шафарика № 14 (см.: Прохоров Г. М. Указ. соч. С. 64. Примеч. 54). XVII в. датировался список апокрифа из Народной библиотеки Белграда (№ 54), сгоревший во время Второй мировой войны (см.: Новаковиђ Ст. Примери кньижевности и језика. Белград, 1909. С. 509-510. Перевод Милтеновой Анисавы (см.: Средневековни лековници и амулети. София, 1994. С. 18-20). Апокрифический памятник, наряду с заключенной в нем научной, философской и медицинской информацией, отразил в своем содержании сокровенные знания. Медико-гигиенические рекомендации текста основываются на принципе глобальных взаимосвязей всех сфер и частей мирового универсума. Все постулаты "Галеново на Гиппократа" основаны на методологии, которая родственна астрологическим и гадательным рукописям, в окружении которых апокриф нередко и находится. В гадательно-астрологических подборках само произведение и его "конвой" представляют собой единый в философско-мировоззренческом отношении пласт книжности, относящийся к неортодоксальному направлению древнерусской мысли. Представители этого направления определенно тяготели к оккультному чернокнижию и имели непосредственное отношение к еретическим умонастроениям, созвучным древнерусским "жидовствующим" и астрологической моде, распространявшейся заезжими "дохтурами" типа Николая Булева (ум. 1548). Вместе с тем апокриф принадлежал к такому пласту книжности, который питали наиболее передовые для своего времени научные знания, нередко смешанные с мистикой и таинственной магией. Апокриф и примыкающие к нему произведения, помещенные в рукописных сборниках XV-XVI вв., были теми каналами, по которым распространялось внешнее культурное влияние Византии, Востока и античности. В частности, "Галеново на Гиппократа" знакомило древнерусских грамотников не только с имеющими астрологическую подоплеку установками и медико-биологическими знаниями античности, но и являлось транслятором на Русь древнегреческого учения о четырех стихиях.

Естественно, встает вопрос - как такой сомнительный с точки зрения правоверия текст оказывался в составе монастырских сборников для келейного чтения. Ведь наличие этого текста в книжных собраниях Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей, а следовательно, обращение его в кругах учеников Сергия Радонежского, делает проблему интригующей, а сам памятник вдвойне интересным для нас. Предварительно можно предположить следующее объяснение: читателей, тяготевших к разносторонним научным знаниям, привлекала богатая фактура памятника и, в частности, его вполне конкретные медицинские рекомендации. Рассуждения о четырех стихиях, их связи с четырьмя временами года и одновременно с жидкостями человеческого организма не противоречили аналогичным высказываниям авторитетного в христианском мире Иоанна Дамаскина (см.: Государственная библиотека. Одесса, сборник № 415. XV в. Л. 87-87 об.). Учение же о четырех стихиях как первоосновах физического мира стало общим местом натурфилософских толкований бытия экзегетами (см.: Мильков В. В. Античное учение о четырех стихиях в древнерусской письменности // Древняя Русь: пересечение традиций. М., 1997. С. 57-66). Астрология прямым текстом в апокрифе не прописана, а астрологический метод рассуждений его автора может быть постигнут исключительно аналитически. Но в Древней Руси находилось немало читателей, пристрастных именно к данной методологии, поэтому совершенно закономерно в ряде сборников "Галеново на Гиппократа" обросло гадательно-астрологическими статьями, замкнув на себе целый пласт однородной в философско-мировоззренческом отнощении еретической литературы.

Текст апокрифа "Галеново на Гиппократа" несколько раз публиковался (см.: Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. Т. II. М., 1863. С. 405-410; Змеев Л. Ф. Русские врачебники // Памятники древней письменности. CXII. 1895. С. 242-245). В подборке с естественнонаучными, медицинскими и натурфилософскими статьями апокриф и его комментируемый перевод по Кирилло-Белозерскому списку № XII опубликовал Г. М. Прохоров (см.: Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XV в. М., 1982. С. 192-215). Опубликованы переводы на современный болгарский язык (см.: Кристанов Цв., Дуйчев И. Естествознанието в средновековна България. София, 1954. С. 516-525; Старабългарска литература. Т. 5. Естествознание. София, 1992. С. 208-210, 441-442; Средневековни лековници и амулети / Сост. и редакция Анисава Милтенова, Анни Кирилова. София, 1994. С. 14-17).

В основу нашей публикации положен список Тр.-Серг. № 177 с подведением к нему разночтений по Тр.-Серг. № 762, который в ряде случаев дает более правильное воспроизведение протографа и восполняет лакуны публикуемого списка. Для сравнения также помещаются сокращенные варианты апокрифа, которые публикуются по рукописям XV в. Кирилло-Белозерского собрания (Кир.-Бел. № 10/1178; Кир.-Бел. № 22/1099).

Сравнивая ранние списки "Галеново на Гиппократа" между собой, можно убедиться, что Тр.-Серг. № 762 отличается русскими чертами, тогда как Кир.-Бел. № XII - южнославянскими (ср. лексические замены: пролет (Кир.-Бел.) - весна (Тр.-Серг.); огребатися (Кир.-Бел.) - отлучатися (Тр.-Серг.) и т. д.). В публикуемом списке (Тр.-Серг. № 177) русское присутствие даже более ощутимо, чем в списке № 762 (ср.: - Л. 262 - на месте прежнего и т. д.). Общие ошибки в троицких списках позволяют говорить об едином для них протографе ( вм. Кир.-Бел. ; вм. ). Совпадения по линии Тр.-Серг. № 177 - Кир.-Бел. № XII (вроде тех, что на Л. 262: , Тр.-Серг. № 762 - ) допускают вероятность списка-посредника. Оба троицких списка объединяют общие лексические черты, отличающие их от Кир.-Бел. № XII: - вместо Кир.-Бел. соподвижник (Л. 261 об.); - вместо (Л. 261 об.); - вместо ; вм. (Л. 262).

Основные отличия между троицкими списками сводятся к следующему: в Тр.-Серг. № 177 встречаются лакуны (одна на Л. 259 и две на Л. 260). Имеют место искажения, свидетельствующие о вторичности этого списка, например: вместо (Л. 261); вместо (то есть на нёбе); вместо ; вместо (там же).

Примечание:

Вводная часть написана в соавторстве с Т. А. Исаченко. К тексту