| [ГЛАВНАЯ] [ПОЛНАЯ БИБЛИОГРАФИЯ] [ПЕРСОНАЛИИ] [БИЗНЕС] |
 |
 |
| [ГЛАВНАЯ] [ПОЛНАЯ БИБЛИОГРАФИЯ] [ПЕРСОНАЛИИ] [БИЗНЕС] |
|
|
Как мы уже говорили, желанной целью существования чеховского героя является обретение некоего Дома Мечты. Только здесь герой ощущает себя счастливым, живущим полнокровной жизнью, деятельным, любящим и любимым. Но поскольку в окружающей героя жизни такого Дома Мечты нет, герою приходится его выдумывать, точнее приписывать качества своего идеала чему-то действительно существующему. Часто в основании иллюзии лежит какое-нибудь притягательное свойство этого места, например, гармоничная природа. Создав себе Дом Мечты, герой стремится попасть туда. Обычно для этого используется другой человек. Герой не видит в другом его "другости", он видит в нем лишь средство для достижения своего идеала.
Юлия Сергеевна("Три года") видит в замужестве за Лаптевым возможность бежать из удручающе однообразной и скучной обстановки в доме отца в Москву(Дом Мечты), "где много умных, благородных, замечательных людей, где шумно, прекрасные театры, музыкальные вечера, превосходные портнихи, кондитерские"(9.23). Юлия Сергеевна "уверяла себя теперь, что отказывать порядочному, доброму, любящему человеку только потому, что он не нравится, особенно когда с этим замужеством представляется возможность изменить свою невеселую, монотонную, праздную жизнь, когда молодость уходит и не предвидится в будущем ничего более светлого, отказывать при таких обстоятельствах - это безумие, это каприз и прихоть, и за это может даже наказать бог"(9.26).
По сути дела любая женитьба и любое замужество, любая любовная связь в мире Чехова представляет из себя средство достижения Дома Мечты. Вспомним героев "Моей жизни" Машу Должикову и Мисаила Полознева, Ариадну и Шамохина ("Ариадна"), "поэтическую" влюбленность художника в Мисюсь ("Дом с мезонином"), мечты Надежды на замужество за Подгориным ("У знакомых"), судьбу Манюси Шелестовой и Никитина ("Учитель словесности") и др.
Нередко всю свою жизнь герой Чехова приносит на алтарь Дома Мечты. Таков Николай Иваныч Чимша-Гималайский. "Годы проходили, а он все сидел на одном месте, писал все те же бумаги и думал все об одном и том же, как бы в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера"(10.58). Он читал только сельскохозяйственные книжки и объявления о продаже имений, жил скупо, женился из-за денег на старой вдове, уморил ее голодом и наконец, на старости лет, купил усадьбу.
Попав в Дом Мечты, герой испытывает недолгое, но яркое счастье. Он бодр, деятелен, интересен себе и другим. Так, Коврин даже обеспокоен своим непрекращающимся, как ему кажется, счастьем: "Мне кажется странным, что от утра до ночи я испытываю одну только радость, она наполняет всего меня и заглушает все остальные чувства. Я не знаю, что такое грусть, печаль или скука"(8.248). Вспомним и Никитина, который был "бесконечно счастлив" с Манюсей Шелестовой. И Шамохин, уже отрешившись от восприятия Ариадны в аспекте мечты, все еще жалеет о тех переживаниях, которые он испытывал, будучи Больным: "Первые впечатления были так властны, что я до сих пор не расстаюсь с иллюзиями, мне все еще хочется думать, что у природы, когда она творила эту девушку, был какой-то широкий, изумительный замысел. Голос Ариадны, ее шаги, шляпка, и даже отпечатки ее ножек на песчаном берегу, где она удила пескарей, вызывали во мне радость, страстную жажду жизни"(9.110).
Если кто-либо пытается насильственно разрушить Дом Мечты героя, то это может вызвать в нем раздражение, гнев, может толкнуть на преступление, как это случилось в рассказе "Убийство".
Домом Мечты Матвея и Якова Тереховых была своя религия, более чистая, безгрешная и праведная, чем официальная доктрина церкви. Матвей рассказывал, как однажды им овладела "фантазия" - везде он стал замечать грех и лжеучение. Решил он стать святее самого папы римского: перестал пить водку, курить табак, есть скоромное, зато стал бить поклоны, носить вериги, таскать тяжелые камни, завел собственную церковь. Однажды, впав в религиозный экстаз, Матвей совершил телесный блуд. После разговора с неким Осипом Варламычем, который в особой религиозности Матвея увидел лишь гордыню бесовскую, после физической болезни Матвей вернулся в лоно ортодоксальной церкви. Таким образом, в начале рассказа Матвей уже излечился от "мечтаний".
Брат же Матвея Яков, владелец постоялого двора, как раз находится под влиянием подобного "мечтания" (Болезни Коврина): в церковь не ходит, службу отправляет сам в домашней молельне, уверен, что он самый что ни на есть настоящий праведник, сомнений не знает и судит обо всем с легкостью самоуверенного человека.
Матвей пытается образумить Якова, призывает его к покаянию, попрекает тем, что хотя службу Яков служит праведно, но живет неправедно: торгует водкой, дает в рост деньги, перепродает краденых лошадей; то есть Матвей пытается разрушить Дом Мечты Якова.
Под влиянием обличений брата "мечтания" Якова начинают рушиться. Вспомнились ему краденая лошадь, пьяника, умерший в его трактире от водки, евангельские слова о верблюде и игольном ушке. Молитва уже не доставляла Якову прежней радости, появилось чувство тревоги. Постепенно Якову стало ясно, "что сам он недоволен своею верой и уже не может молиться по-прежнему. Надо было каяться, надо было опомниться, образумиться, жить и молиться как-нибудь иначе. Но как молиться? А, может быть, все это только смущает бес и ничего этого не нужно?.. Как быть? Что делать? Кто может научить? Какая беспомощность!"(9.152).
Таким образом. Дом Мечты Якова был разрушен. Злоба из-за разрушения спасительной иллюзии, которая давала "прочную" опору в жизни, вылилась в убийство Матвея, который, как казалось Якову, был виновником этого разрушения.
Если же к обладанию Домом Мечты нет никаких препятствий, то, "поселившись" в нем, герой некоторое время испытывает вполне безмятежное счастье. Однако с течением времени Дом Мечты сам превращается в Дом Обыденности, так как постепенно в кругозор героя попадают отрицательные свойства этого "места", которых раньше, отягощенный очками Болезни Коврина он не замечал. В "Невесте" рассказывается, как Надя Шумина поочередно приписывала нескольким объектам качества Дома Мечты, каждый из которых затем превращался в Дом Обыденности. Главной причиной метаморфоз было внутреннее, скрытое до времени однообразие образа жизни в ее Домах Мечты. Сравним две фазы в построении смысла по отношению к разным объектам.
1. С 16 лет Надя "страстно мечтала о замужестве"(10.202). А через некоторое время после того, как у нее появился жених (" - Дорогая, милая моя, прекрасная!.. - бормотал он. - О, как я счастлив, я безумствую от восторга!"), "ей казалось, что это она уже давно слышала, очень давно, или читала где-то ... в романе, в старом, оборванном, давно уже заброшенном"(10.208).
2. "Наде вспомнилось, как еще недавно она считала свою мать необыкновенной и с гордостью слушала слова, какие она говорила, а теперь никак не могла вспомнить этих слов; все, что приходило на память, было так слабо, ненужно"(10.212).
3. В первое время знакомства с Сашей Надя "глядела на него не мигая, большими, влюбленными глазами, как очарованная, ожидая, что он тотчас же скажет ей что-нибудь значительное, безграничное по своей важности; он еще ничего не сказал ей, но уже ей казалось, что перед нею открывается нечто новое и широкое, чего она раньше не знала, и уже она смотрела на него, полная ожиданий, готовая на все, хотя бы на смерть"(10.214). А через год "Саша уже не казался ей таким новым, интеллигентным, как был в прошлом году"(10.317). Как мы помним, в конце концов Надя всю настоящую жизнь признала за Дом Обыденности и положительный смысл видела лишь в отдаленном будущем.
Герой Чехова может быть длительно счастлив лишь в особых, исключительных обстоятельствах, например, в таких, в которых оказались Анна Сергеевна и Гуров ("Дама с собачкой"). Они живут на границе между Домом Обыденности и Домом Мечты. Они не порвали до конца со своими Домами Обыденности (Анна Сергеевна по-прежнему живет в городе С., где "против дома тянулся забор, серый, длинный, с гвоздями"(10.138), с мужем, которого она считала лакеем. Гуров все также жил со своей недалекой, узкой, неизящной женой, все также служил в банке) и не окончательно поселились в Доме Мечты - лишь изредка встречались в "Славянском базаре". Поэтому у них всегда есть место, откуда хочется бежать, и место, куда хочется бежать. Незавершенность их жизненного положения, двойная - тайная и явная -жизнь каждого из них приводит их к мысли, что до конца их счастья еще далеко. Правда, их счастье несколько ущербно, имеет горьковатый привкус, и это заставляет героев искать выход. Однако, исходя из общих особенностей жизненного мира чеховских героев, можно предположить, что найденный выход будет началом конца их счастья.
Что же происходит с героем, когда Дом Мечты превращается в новый Дом Обыденности? Возможно несколько исходов.
Герой может вступить в новый цикл своей судьбы (тождественный первому) - найти новый Дом Мечты. Вспомним Шамохина, который увидел в Ариадне порочную женщину и хочет бежать к чистой трудовой жизни в деревню, в родовое гнездо, или Машу Должикову, которая, когда ей прискучил сельскохозяйственный труд, бежит из деревни и мечтает о карьере оперной певицы.
Матвей Терехов("Убийство") попал на каторгу. Тяжкие физические страдания, тоска по родине, мучения других каторжан привели его к тому, что он "опять стал возноситься к богу, и ему казалось, что он, наконец, узнал настоящую веру, ту самую, которой так жаждал и так долго искал и не находил весь его род, начиная с бабки Авдотьи"(9.160). Яков обрел новый Дом Мечты; им вновь овладела жажда деятельности, ему хочется спасти хоть одного человека. И он не понимает, что, если он начнет кого-либо спасать, с ним повторится та же история, что и с его братом Матвеем. Ибо у каждого героя в мире Чехова своя иллюзия, своя вера и за насильственное разрушение ее он жестоко мстит.
Царь Эдип претерпел физическое страдание и прозрел нравственно; герой Чехова, претерпевая страдание, обретает лишь новую иллюзию, обусловленную этим страданием.
Многие рассказы заканчиваются тем, что герой теряет Дом Мечты и, в связи с этим, теряет ориентацию в жизни, приходит к мысли о том, что его жизнью руководит некая "неведомая сила", непонятная, чуждая и страшная судьба. Коврин в конце рассказа боится, "чтобы не вошла в номер и не распорядилась им опять та неведомая сила, которая в какие-нибудь два вода произвела столько разрушений в его жизни и в жизни его близких"(8.255). Ольга в "Трех сестрах" говорит, что в этой жизни все делается не так, как хочет человек(см. 13.184). Испытав горечь превращения Дома Мечты в Дом Обыденности, Войницкий и Соня("Дядя Ваня") полностью покоряются судьбе: "Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба..."(13.115). Когда доктор Королев("Случай из практики") приехал на фабрику, которая для дочери хозяина Лизы Ляликовой была Домом Обыденности, даже он, посторонний человек, ощутил присутствие в этом месте силы, покоряющей человека, "неизвестной, стоящей вне жизни, посторонней человеку. Так думал Королев, сидя на досках, и мало-помалу им овладело настроение, как будто эта неизвестная, таинственная сила в самом деле была близко и смотрела"(10.82). Дмитрий Петрович Силин, герой рассказа "Страх", дошел до невротического состояния от страха перед "неведомой силой": "Я, голубчик, не понимаю и боюсь жизни. Не знаю, быть может, я больной, свихнувшийся человек. Нормальному, здоровому человеку кажется, что он понимает все, что видит и слышит, а я вот утерял это "кажется" и изо дня в день отравляю себя страхом. /.../ Когда я лежу на траве и долго смотрю на козявку, которая родилась только вчера и ничего не понимает, то мне кажется, что ее жизнь состоит из сплошного ужаса, и в ней я вижу самого себя. /.../ Я не способен различать, что в моих поступках правда и что ложь, и они тревожат меня; я сознаю, что условия жизни и воспитания заключили меня в тесный круг лжи, что вся моя жизнь есть не что иное, как ежедневная забота о том, чтобы обманывать себя и людей и не замечать этого, и мне страшно от мысли, что я до самой смерти не выберусь из этой лжи"(8.131).
Если же вдруг герою снова удается найти Дом Мечты и попасть туда, страхи рассеиваются, больше того, былые страхи становятся смешны. Так, когда Аня ("Анна на шее") "поняла", что "она создана исключительно для этой шумной, блестящей, смеющейся жизни с музыкой, танцами, поклонниками", то "давнишний страх ее перед силой, которая надвигается и грозит задавить, казался ей смешным" (9.171).
В конце многих произведений Чехова звучит грустная нота. Мисаилу Полозневу, Раневской, Гаеву и многим другим грустно жить на этом свете. Это грусть тех, кто уже измерил свою судьбу и в то же время не знает, как перестроить свой жизненный мир. Контрастно с этой грустью звучит смех молодых, тех, кто только вступает на дорогу своей судьбы, дорогу иллюзорного жизнестроительства. "Любовь Андреевна и Гаев остались вдвоем. Они точно ждали этого, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали.
Гаев.(в отчаянии). Сестра моя, сестра моя...
Любовь Андреевна. О мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..
Голос Ани (весело, призывающе). Мама!..
Голос Трофимова (весело, возбужденно). Ау!.."
(13.253).
Если герой не находит в настоящем ничего такого, чему можно было бы приписать свойства Дома Мечты, то таковым становится "громадное, широкое будущее"(10.215). Надеются на будущее, приписывают самому времени какую-то творческую силу не только Надя Шумина, Вершинин и Астров, высказывания которых мы уже приводили, но и Андрей ("Три сестры"), и Иван Дмитриевич Громов("Палата № б") и многие другие. В частности, Громов, сидящий в сумасшедшем доме - концентрированном Доме Обыденности, - так выражает свою мечту в разговоре с Рагиным: " - Таким господам, как вы и ваш помощник Никита, нет никакого дела до будущего, но можете быть уверены, милостивый государь, настанут лучшие времена! Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь, но воссияет заря новой жизни, восторжествует правда, и - на нашей улице будет праздник!"(8.96). В самом деле, Андрею Ефимычу, полупародийному последователю императора Марка Аврелия, незачем уповать на будущее, так как он вполне комфортно устроился в настоящем, "поселившись" в удачно приспособленной к его образу жизни стоической философии
, покуда этот Дом Мечты не был разрушен кулаком Никиты.
Хотя Болезнь Коврина (иллюзорное жизнестроительство) позволяет герою Чехова временно защититься от реальности, дает ему ощущение полноты жизни, напряжения сущностных сил, однако она достигает этого ценой ухудшения жизненной ситуации в целом, то есть ценой утраты способности к ориентации в жизни, ценой психических потрясений и, как следствие, ценой неврозов и распада личности. Но будет ли счастлив герой, сознательно отказавшийся от иллюзорного жизнестроительства? Ответ на этот вопрос находим в рассказе "О любви".
Герой этого рассказа Алехин не позволяет Болезни овладеть собой, заставляет себя смотреть на вещи трезво. Усадьба Алехина, где он работал в поте лица с утра до ночи. была для него Домом Обыденности. Время от времени у него появлялась мечта бежать из Дома Обыденности в город к сюртукам, мундирам и фракам. Знакомство с Анной Алексеевной Луганович, в которой герой "видел женщину молодую, прекрасную, добрую, интеллигентную, обаятельную"(10.69), сопровождается мотивами чего-то знакомого, близкого, виденного когда-то в детстве. В каждый приезд в город Алехин "непременно бывал у Лугановичей", и всякий раз "ее взгляд, изящная, благородная рука, которую она подавала мне, ее домашнее платье, прическа, голос, шаги /.../ производили на меня все то же впечатление чего-то нового, необыкновенного в моей жизни и важного"(10.70). Все это, казалось бы, говорит о том, что любовь к Анне Алексеевне станет для Алехина Домом Мечты, куда он сбежит от скучной и однообразно тяжелой деревенской жизни.
Однако Алехин не рискует отдаться во власть иллюзий, не сочиняет себе прекрасной жизни с Анной Алексеевной, напротив, он вполне реально смотрит на последствия брака с ней: "Другое дело, если бы у меня была красивая, интересная жизнь, если бы я, например, боролся за освобождение родины или был знаменитым ученым, артистом, художником, а то ведь из одной будничной обстановки пришлось бы увлечь ее в другую такую же или еще более будничную"(10.72).
Когда же Алехину пришлось расставаться с Анной Алексеевной, он вдруг "со жгучей болью в сердце" понял, что трезвый взгляд на свою жизнь был мелким, ненужным, мешающим любви.
Таким образом, отказ от иллюзорного жизнестроительства не только не приносит счастья, но ведет к еще большему несчастью, потому что отказ от Болезни Коврина не делает героя Чехова свободным. Для того, чтобы быть счастливым, недостаточно чего-то не сделать; для этого надо что-то сделать, но что нужно сделать, герои Чехова не знают. Поэтому и Больной герой, и не-Больной одинаково несчастливы в конечном итоге. И все же тот, кто Болен, хоть на миг, хоть призрачно, но счастлив; того же, кто отказался от самосочинения, в мире Чехова ждет духовная смерть. Такова судьба Дмитрия Ионыча Старцева ("Ионыч").
Его душа стала ареной борьбы двух сил - силы Болезни и силы реальности. С одной стороны, ему хочется жизни новой, красивой, необычной; под влиянием Болезни Коврина он готов увидеть в доме Туркиных Дом Мечты. Но с другой стороны, ему не хочется менять привычный уклад жизни. Особенно отчетливо диалог красивой иллюзии и ленивого приятия реальности звучит в размышлениях Старцева, когда он думает, жениться ему на Кате или нет.
Поскольку Катя не приняла предложения Старцева (ее Дом Мечты - искусство, консерватория) и ему не удалось сразу поселиться в Доме Мечты, то сила реальности постепенно взяла верх. Старцев стал покупать дома, играть в винт, пить лафит, брать большие деньги за визиты. Про свой Дом Мечты он забыл (" - Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?" - вот все, что он может вспомнить о своем мираже). Его жизнь стала так скучна и однообразна, как и жизнь всех обитателей города С. Для жителей города он теперь свой, домашний, - и его прозвали Ионычем.
Рассказ о Старцеве заканчивается словами: "Вот и все, что можно сказать про него"(10.41). Ничего нового не скажешь только о мертвом.
Таким образом, антиномия Болезни и не-Болезни, самосочинения и трезвости в мире Чехова не имеет положительного решения. В судьбе только одного героя можно увидеть намек на подобную перспективу. Лишь Лаевский ("Дуэль") приходит к пониманию того, что причина его несчастий не в других людях, не в перемене мест, не в "неведомой силе", а в нем самом; что выход нужно искать не в создании новых иллюзий и не в притом приятии жизни, как она есть, а в перестройке своего жизненного мира.
В начале повести Лаевский - обычный Больной герой "в бегах". Он бежал из Петербурга(Дом Обыденности) на Кавказ(Дом Мечты) вместе с чужой женой Надеждой Федоровной, чтобы трудиться там в поте лица. Однако теперь, на Кавказе, он "убедился", что новая сознательная жизнь возможна лишь в Петербурге. Чтобы бежать туда, нужно избавиться от Надежды Федоровны. Лаевский оправдывает себя теориями о "лишних людях", видит в себе Гамлета, а причину скуки своей жизни находит в Надежде Федоровне, тогда как раньше видел в ней средство свою жизнь улучшить. Надежда Федоровна - зеркало Лаевского. Он раздражается на нее, так как считает ее причиной своих неудач. Но на самом деле она лишь отражает Лаевского таким, каков он есть, чего он, возомнив себя под влиянием Болезни Коврина Гамлетом и "лишним" человеком, не понимает.
В 17 главе повести, перед лицом смерти Лаевский вспоминает и переосмысливает свою жизнь. Он понял, что его побеги были ложью, самообманом, что его мечты о новой, сознательной жизни тоже были ложью. Он понял, что Надежда Федоровна - это отражение пустоты его собственной жизни. Лаевский приходит к мысли, что спасение надо искать не в перемене мест, а в самом себе. Он решает остаться на Кавказе и изменить и свою жизнь, и жизнь Надежды Федоровны. Однако повесть вовсе не имеет мажорного конца. Хотя Лаевский понял, что менять надо себя, но как, в каком направлении нужно перестроить свой жизненный мир, он не знает. Заключительные слова повести "Никто не знает настоящей правды" говорят о том, что положительная правда - тот стиль жизни, который сделает ее полноценной и счастливой - еще не найдена.
В известном смысле Лаевский перестает быть героем Чехова. Если бы каждый герой приходил к выводам Лаевского, то это уже был бы другой герой, другой мир, для раскрытия которого потребовался бы другой жанр(скорее всего - роман воспитания). Поэтому у Чехова больше нет подобных героев(черты некоторого сходства можно найти у Ананьева, героя "Огней", написанных за три года до "Дуэли"). Никто из них больше не поймет, что он Болен, и все будут гнуться под ударами судьбы, не понимая той "неведомой силы", которая рушит их жизнь и смеется над их надеждами.
ПРИМЕЧАНИЯ
|
|
| [ГЛАВНАЯ] [ПОЛНАЯ БИБЛИОГРАФИЯ] [ПЕРСОНАЛИИ] [БИЗНЕС] |
