 |
 |
|
|
Изучение любого предмета или явления опирается на определенную парадигму, с позиций которой разворачивается мировоззренческая направленность исследования. Психолингвистическая парадигма исследования речевой деятельности достигла того состояния, за которым начинается формирование уже новой научной парадигмы. Сочетание когнитивной, социологической и культурологической направленности исследований последних лет выдвигает на первый план индивидуальные характеристики говорящего субъекта как важную составляющую изучения центральной лингвистической проблемы - человек в языке. Новейшие концепции, сформировавшиеся в результате привлечения к лингвистическому описанию данных из психологии, культурологии, социологии, философии и ряда других антропоориентированных дисциплин, изменили точку зрения и на традиционный лингвистический подход. Стало понятным, что основная функция языка состоит не столько в передаче информации и осуществлении референции к независимой от него реальности, сколько в ориентации личности в ее собственной познавательной области, то есть язык стал больше рассматриваться как система ориентирующего поведения, где коннотация играет решающую роль. Значимость индивидуальных параметров личногсти в связи с этим существенно возросла. В том числе возросло и значение такого параметра, как половая принадлежность человека.
Этим в основном и было предопределено наше обращение к проблеме реального функционирования образов интраэтнического сознания в зависимости от биологических и социальных составляющих личности индивида. Хотя проблема функционирования феномена сознания как ментальной реальности и структурирования его содержания активно обсуждается в последнее время во многих работах, однако она ещё далека до окончательного решения.
В качестве основного объекта исследования были выбраны образы сознания представителей гомогенной культуры, "овнешненные" (термин Е. Ф. Тарасова) вербальными ассоциациями в их связи с психофизиологическими и социальными составляющими личности. Исследование форм существования и функционирования языкового сознания в гомогенной лингвокультурной среде было проведено на ассоциативном материале, который, по нашему предположению, представляет собой некоторый фрагмент группового образа мира, специфика которого в целом ряде случаев определяется биологическими или же социальными составляющими личности носителя языка.
Материалом для исследования стали данные широкомасштабных психолингвистических экспериментов, а именно - свободных ассоциативных экспериментов, проводимых автором в период с 1994 - 2001 г.г. Часть данных послужила базой для создания ассоциативного словаря некоторых социальных групп населения Украины (Горошко, 2001). Ассоциативный материал был собран с учетом параметров пола, и, в определенных случаях указывались возраст, профессия, образовательный уровень, родной язык, условия жизни и необычное психофизиологическое состояние информантов - представителей русскоязычного населения Восточной Украины или носителей украинско-русского билингвизма.
Наше обращение к методике свободного ассоциирования как основного исследовательского инструментария было обусловлено тем, что в Московской психолингвистической школе ассоциативный эксперимент рассматривается как один из эффективных способов реконструкции картины мира.
Теоретической основой работы послужило уже достаточно обоснованное и признанное в отечественной психолингвистике представление о том, что явления реальной действительности, воспринимаемые человеком в процессе деятельности и общения, отображаются в его сознании таким образом, что это отображение фиксирует временные, пространственные и причинные связи явлений, предметов и эмоций, вызываемых их восприятием. Основываясь на этом допущении, определенная совокупность ассоциаций может рассматриваться как модель языкового сознания человека (Караулов, 1994). Эта совокупность ассоциаций считается такой моделью сознания, которая представляет собой набор правил оперирования культурными знаниями. В результате "этой работы" у носителя определенной культуры формируются представления о фрагменте образа мира, системе аксиологических образцов и ценностных ориентиров. По состоянию этого образа мира можно судить о "ментальном" климате, характерном для данного момента развития общества в широком социально-психологическом контексте и о возможной динамике его развития и изменений - перспективных или же спонтанных.
В парадигмальных рамках нашей работы мы предположили, что под языковым сознанием, прежде всего, мы можем рассматривать образы сознания, овнешняемые языковыми средствами: словами, словосочетаниями, фразеологизмами, текстами, ассоциативными полями и ассоциативными тезаурусами как совокупностями этих полей (Караулов, 1994). Особое внимание в нашем исследовании уделялось ассоциативному значению слова, т.к. мы считаем его "своеобразным окном" в языковое сознание человека, на основании которого может быть реконструирован его образ мира и проанализированы особенности человеческой ментальности и в связи с его гендерным компонентом (Леонтьев, 1971, 1999).
Почему мы обратились именно к категории гендера и её влиянию на ассоциативный процесс в целом и на её отражение в языковом сознании? Почему мы не выбрали какой-либо иной фактор? Почему именно гендер стал для нас своеобразной точкой отсчета во всей серии свободных ассоциативных экспериментов, описанных ниже?
Этому способствовал ряд обстоятельств. Во-первых, масштабным расширением гендерных исследований в социальных науках (включая и лингвистику) за последние десять лет. Сейчас можно с уверенностью утверждать, что начальный этап становления этого направления в отечественном языкознании завершился. И лингвистическая гендерология
уже оформилась в самостоятельное научное направление в языкознании, исследующее гендерные аспекты языка и коммуникации (Кирилина, 1999, 2002).
Во-вторых, созданием теоретической и методологической базы гендреных исследований в социальных науках, выделением их в отдельное междисциплинарное направление. При этом фомирование гендерного подхода, по мнению О. А. Ворониной, в социальном и гуманитарном знании в сущности является гораздо большим, чем появление просто ещё одной теории. "Это - принципиально новая теория, принятие которой иногда обозначает изменение ценностных ориентаций человека и ученого и пересмотр многих привычных представлений и "истин"" (Воронина, 2001, С.105).
Некоторые исследователи говорят даже о формирование новой научной исследовательской парадигмы - гендерной (Рябов 2001, Пищулина, 2000).
В-третьих, отсутствием систематических исследований по комплексному изучению влияния гендерного фактора на протекание ассоциативных процессов.
В-четвертых, многолетним опытом работы автора этой работы, изучающей особенности мужского и женского речевого поведения с психолингвистических позиций (см. Горошко, 1996-2001).
Мы полностью разделяем точку зрения А. В. Кирилиной, что "принятый в лингвистике антропоцентрический подход к языку предполагает усиленное внимание ко всем параметрам человеческой личности, отражающимся в языке… Гендер, понимаемый как культурно обусловленный и социально воспроизводимый феномен, представляет один из таких параметров…" (Кирилина, 2002, С.239).
При этом необходимо, по мнению А. В. Кирилиной учитывать два обстоятельства:
С одной стороны, на современном этапе развития языковедческого знания недостаточно признавать целостную "антропоориентированность" языка, необходимо произвести разграничение на гендерном и метагендерном уровнях.
С другой стороны, для начального этапа лингвистической гендерологии была характерна определенная гиперболизация значимости гендерного фактора, что вполне было обусловлено стадией становления этой области исследований. Сейчас же, спустя почти десятилетие, гендерный подход актуализируется в конкретных частнонаучных областях, "вписываясь" в ту или иную предметную методологию (Кирилина, 2002, С.240)…
При этом вся парадоксальность гендерного фактора в языке заключается в том, что практически во всех лингвистических дисциплинах найдется место для его изучения - будь то семантика, социо-психолингвистика или же теория дискурса и коммуникации. Все языковые структуры могут быть "пропущены" через "гендерные" линзы.
А Хельга Котхофф считает, что на современном этапе развития гендерных исследований в лингвистике (и в частности в теории дискурса) наблюдается определенный "разрыв" между эмпирическими данными, полученными на "гендерном материале", и их теоретическим осмыслением (Kotthoff, 2001, С.11). Этот разрыв Х. Котхофф усматривает, прежде всего, в несоответствии глобальных обобщений и тех скромных практических данных, на основе которых выстраиваются теоретические модели. Во-вторых, анализ полученных результатов проводится без учета широкого социального контекста. В-третьих, негативным влиянием собственно социальных наук с их поляризацией макро и микро уровней исследовательской парадигмы и с четкой ориентированностью или на интеракционизм, или на структурализм (Там же, С.12). В целом, эксплицитно или имплицитно исследовательница выделяет такие методологические просчеты, которые свойственны гендерным исследованиям в лингвистике: интенционализм, "гипотезу гендерных субкультур" (т.е. определенное преувеличение влияние гендерно обусловленных и специфических тактик и стратегий в общении, усвоенных в детском и юношеском возрасте), неадекватная историческая и ситуационная контекстуализация гендера (в формулировке А. В. Кирилиной - недооценка роли контекста (Кирилина 1999, С.45)); заранее приписываемая омнирелевантность (гиперболизация) категории "гендер" как наиболее важной составляющей нашей идентичности; недооценка этнографического фактора (Там же).
Мы считаем, что крайне интересна и заслуживает особого упоминания также концепция О. Л. Каменской, прозвучавшая на второй международной конференции "Гендер: язык, культура, коммуникация" (Каменская, 2001). О. Л. Каменская, разграничивая три подхода в науке: дисциплинарный, междисциплинарный и исследование на стыке наук, указывает, что при дисциплинарном подходе применяются внутрисистемные методы, при исследовании на "стыке наук" используются методы других наук, но каждая сохраняет свою идентичность, а в междисциплинарных науках создается свой собственный аппарат. Относя гендерные исследования в языкознании к междисцплинарным, О. Л. Каменская считает целесообразным ввести по аналогии с понятием "синергетика" понятие "гендергетика" для наименования гендерных исследований в социальных науках. При этом "в качестве концептуального аппарата в рамках гендергетики предлагается теория языковой личности (ЯЛ)" (Каменская, 2002, С.62). О. Л. Каменская считает необходимым также подразделить ЯЛ на ЯЛ мужчины и ЯЛ женщины, полагая, что такое подразделение может стать тем "системообразующим фактором, который способен интегрировать мозаичные аспекты гендерного феномена в единое целое" (Там же, С.63).
А вот О. Ц. Йокояма, говоря о лингвистическом статусе гендерных исследований в языке, выделяет гендерлектные подмножества (соответственно мужское и женское) и вводит понятие гендерлекта. Гендерлекты проявляются при определенных коммуникативных ситуациях. И носитель языка "переключается" на гендерлект в условиях своего модуса существования. Иными словами автор предлагает решение вопроса о гендерной вариативности в когнитивном моделировании процесса переключения кода. Как полагает О. Ц. Йокояма, такая модель позволит "формализировать культурные ценности, их иерархии и импликационныые отношения между языками в отношении когнитивного статуса их гендерлектов" (Йокояма, 2002, С.38). По мнению О. Ц Йокоямы, все языки можно расположить по гендерной шкале, начиная от тех, где гендерлекты состоят из только языковых признаков до тех, где все гендерные признаки предопределяются как гендеролевые, и становятся доступными наблюдению только при переключении ролей. Где-то по середине этой шкалы находятся языки смешанного типа, в которых абсолютные гендерлектные признаки существуют с неабсолютными, вызываемыми переключением кода (Там же).
Однако, данная теория, на наш взгляд, отнюдь не бесспорна и сильно упрощает проблему определения статуса гендерных исследований в языкознании. В особенности вызывает сомнение тот факт, что эта теория основана на предположении, "что в русском литературном языке эти различия почти без исключения (о последних речь пойдет ниже) проявляются в русском разговорном, но не в книжно-литературном языке" (Там же, С.31). Мы позволим себе смелость утверждать, что это не совсем так. Например, эксперименты с русской письменной речью четко продемонстрировали, что имеется целый ряд различий между мужским и женским стилем письма, установлены и описаны особенности мужской и женской письменной речи с учетом влияния определенной группы факторов (см. Вул, Мартынюк, 1987, Вул, Горошко, 1991, Горошко, 1999, Ощепкова, 2001, 2002 и многие другие работы)…
Поэтому, нам ближе всё же позиция А. В. Кирилиной с употреблением термина "лингвистическая гендерология" при описании гендерных исследований в лингвистике. Мы также считаем впоолне обоснованным и использование общелингвистического исследовательского инструментария. Нам кажется, что в настоящий момент развития лингвистической гендерологии ещё трудно говорить об особых "гендерных" лингвистических методах и о необходимости идеологизации этих методов, которое происходит в феминистской лингвистике и в других гуманитарных дисциплинах (Мещеркина, 2001, С.197-206).
Мы полагаем, что проблема с названием этого направления и его онтологическим статусом всё ещё не решена окончательно. В данный момент при существующем, образно говоря, буме гендерных исследований в социальных науках, за ними до сих пор отсутствует специально закрепленный термин. Хотя на научных конференциях и ведутся дискуссии о введении в научный обиход терминов "гендеристика", "гендергетика" / "гендерология", однако до сих пор окончательного признания этих терминов не произошло, и, следуя западной научной традиции, говорят просто о гендерных исследованиях в различных науках - психологии, социологии или философии. В этом, на наш взгляд, наверное, и заключается определенная парадоксальность понятия "гендер" как некой интриги нашего познания (Халеева, 1999).
Что же означает собственно термин "гендер", и каков его онтологический статус в парадигме социальных наук?
Собственно понятие "гендер" было введено в социальные науки Энн Оуклей в 70-е годы прошлого века. Происходит от греческого слова "genos", что означает происхождение, материальный носитель наследственности, рождающийся (цит. по Пищулина, 1999, С.36).
Термин появился для определения социальных, а не биологических различий между мужчинами и женщинами. Считается, что одной из первых работ, где были четко прописаны терминологические различия между понятиями "пол" и "гендер", была статья Гейл Рабин "Обмен женщинами" (Rubin, 1975). Исследовательница ввела понятие поло-гендерной системы, подразумевая под этим набор соглашений, с помощью которых общество трансформирует биологическую сексуальность в продукт человеческой активности. После работы Г. Рабин выходит исследование Роды Унгер "О переопределении понятий "пол" и "гендер"", в котором предлагается употребление слова "пол" только для определения биологического полового диморфизма. Употребление же термина "гендер" предусмотрено для описания социальных, культурных и психологических аспектов, которые можно соотнести с чертами, нормами, стереотипами и ролями, считающимися характерными или желаемыми для тех, кого общество считает мужчинами или женщинами (Rhoda, U., 1979; Воронина, 2001, С.100).
Если мы перенесемся на русскую почву, где вместо бинарной оппозиции "sex - gender", существует тринарная "род - пол - секс", то наиболее эвристичный, непротиворечивый и удобный (в авторской же оценке) подход в использовании терминов "пол" и "гендер" изложен в монографии О. В. Рябова "Матушка-Русь" (Рябов, 2001, С.11-12): "Синонимом термина "гендер" является понятие социокультурного пола, где подчеркивается именно культурно-символическая составляющая данного феномена: пол состоит из биологического пола и социокультурного пола, в котором в свою очередь, должны быть различаемы социальная и культурно-символическая составляющая. При этом "пол" и "гендер" соотносятся между собой не как род и вид, а как целое и часть. Таким образом, о "социокультурном" и "биологическом" поле можно говорить лишь метафорически, в рамках научной модели".
Далее, для того чтобы уточнить онтологический статус "гендера" О. В. Рябов подробно рассматривает онтологический статус понятия "пол". Что есть "пол" - вещь, свойство или отношение?
В категории "пол" О. В. Рябов, прежде всего, выделяет три плана - реистический, атрибутивный и реляционный. Так, пол является вещью, обозначая некую совокупность людей (сильный пол, слабый пол, мужской пол и т.д.). Пол может быть и признаком, и в силу этого обозначать некое свойство. И характерной чертой этого признака является то, что им не только обладают, но его и демонстрируют. И как раз тут для описания социальных аспектов пола вводится понятие гендера или гендерного дисплея, который обозначает все культурные "компоненты" пола. При этом основу гендерного дисплея составляют такие социальные феномены как институализация и ритуализация (Кирилина, 1999, С.12-14). По этому, как полагает О. В. Рябов, уже такое "понимание пола - как обретающее значимость лишь в определенном контексте в процессе взаимодействия - заставляет обратить внимание на роль взаимоотношения полов" (Рябов, 2001, С.12). Поэтому "гендер" может быть интерпретирован как некое отношение, в отличие от пола.
Такое определение "гендера" позволяет О. В. Рябову применить системный анализ к гендерным отношениям, рассматривая их как упорядоченную целостность (Там же, С.13). По мнению О. В. Рябова, именно системный вопрос позволяет вскрыть переход от свойств и отношений к собственно вещам, а не наоборот. Системный подход предполагает последовательный анализ сначала концепта системы, потом структуры, а затем элементов. При этом собственно система мыслится как вещь, совокупность вещей, на которой реализовано какое-то отношение с заранее фиксированными свойствами.
Таким образом, считает О. В. Рябов, можно ввести следующую понятийную парадигму: "Концепт системы есть системообразующее свойство. Структура - системообразующее отношение. Субстрат - вещь или множество вещей, на которых выполняется системообразующее отношение, т.е. он является содержательным компонентом системы. Целостность системы определяется концептом и структурой, а субстрат играет подчиненную роль. В системе одни компоненты, принимая функции других компонентов, доминируют над другими, занимающими субстратный уровень, и производят их рафинирование, отбор, редукцию" (Там же).
Если данную понятийную парадигму применить к гендерным отношениям, то в структуре гендера как вида социальных отношений целесообразно выделять такие компоненты - гендерный контракт, гендерные представления и гендерное самосознание.
В работе Н. Л. Пушкаревой "Гендерные исследования и исторические науки" (1999б) при описании "загадок" (термин Н. Л. Пушкаревой) конструирования гендера указывается также, что гендер - это системная характеристика социального порядка, от которой невозможно избавиться или отказаться (Пушкарева, 1999б, С.171). Ученая образно сравнивает категорию "гендера" с плащом кентавра Неса. Так, в древнегреческом мифе о гибели Геракла, герой надевает на себя плащ кентавра, пропитанный смертельным ядом. Яд проникает в тело героя, причиняя ему нестерпимую боль. В ужасных мучениях он пытается сорвать с себя плащ, но всё тщетно. Сорвать его можно только с кожей. С гендером происходит тоже самое (Пушкарева, 1999б, С.183). От него невозможно отказаться. Он постоянно воспроизводится в структурах сознания, действия и воздействия. По мнению Л. Н. Пушкаревой, "главный вопрос гендерной методологии - это выяснение ресурсов создания гендера" (Там же, С.171).
Следует заметить, что систематизировано концепции по определению или скорее "видению" понятия "гендер" изложены также в работах О. А. Ворониной, А. В. Кирилиной, М. М. Малышевой и других.
О. А. Воронина, обобщая и систематизируя западные подходы к этому определению, выделяет семь "позиций" по интерпретации категории "гендер". В современной гуманитарной парадигме, гендер рассматривается: как стратификационная категория, как социальный конструкт, как субъективность, как идеологический конструкт, как сеть, как технология, как культурная метафора (Хрестоматия к курсу "Основы гендерных исследований", 2001, С.13).
Кратко резюмируя сказанное, следует подчеркнуть, что в современной гуманитарной парадигме понятие "гендер", прежде всего, корреспондирует с понятием "социальный пол человека". И смысл этого понятие заключен в идее социального моделирования или конструирования пола. О. А. Воронина также подчеркивает, что "гендер" обозначает в сущности социокультурный конструирования обществом различий в мужских и женских ролях, поведении, ментальных и эмоциональных характеристиках, и сам результат - социальный конструкт гендера (Воронина, 2001, С.105)
Можно сказать, что конец прошлого века отмечен становлением гендерных теорий и переходом гендреных исследований в иную фазу (от спорадических и констатирующих к регулярным и теоретически оформленным), т.е. происходит теоретическое осмысление "гендерного" материала и формулирование гендерных теорий. И одним из самых популярных подходов" становится теория гендера как "стратификационной переменной" (Воронина, 2001, С.103-104), в понятийном поле которой мы и проводили в дальнейшем наше экспериментальное исследование.
В основу этой теории было положено понятие "гендерной стратификации" - процесса, посредством которого гендер "ставится" в основу социальной стратификации, а воспринятые различия между гендерами начинают быть систематически оцениваемыми и оцененными (Там же, С.103). Помимо гендера, такими стратификационными переменными могут выступать категории класса, расы, возраста, социального происхождения и т.д. (см. подробнее (Bergvall, Bing, 1996, С.1-31)).
Одной из первых исследовательниц, которая выдвинула идею о рассмотрении гендера в сети других стратификационных категорий, была английская ученая - историк Джоан Скотт. Точнее, она предложила подвергнуть гендерной экспертизе несколько социально-исторических подсистем. При этом пол, раса, класс выступили в качестве фундаментальных переменных, которые определяют "гендерный концепт".
Что же это за социально-исторические подсистемы, которые формируют "гендерный концепт"? Джоан Скотт относит к ним, прежде всего: образно-символическую систему, описывающую женщину и мужчину в культуре; комплекс норм, которые предопределяют образно-символическую систему и находят выражение в научных, правовых, религиозных и политических доктринах и течениях; социальные отношения и институты, ими формируемые; самоидентификация личности (Scott, 1986).
Для теоретической базы лингвистической гендерологии, и, в частности нашего исследования, крайне важно и введение понятия "гендерная картина мира", предложенное в уже упомянутой работе О. В. Рябова "Матушка-Русь" (Рябов, 2001, С.17).
По мнению ученого, система гендерных отношений оказывает влияние на социальные отношения, которые в свою очередь предопределяют развитие общества. И картина мира коррелирует с гендерными нормами идеалами, репрезентациями, стереотипами. Гендерная метафора участвует в оценке самых разнообразных общественных и природных явлений, оказывая на них постоянное воздействие. Вышесказанное позволяет предположить, что в каждой культуре должна существовать гендерная картина мира. В определении О. В. Рябова "гендерная картина мира - это соокупность представлений, составляющих такое видение человеком реальности, где вещи, свойства и отношения категоризуются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или женским началом" (Там же).
К причинам, которые обуславливают функционирование гендерной картины мира, О. В. Рябов относит принципиальные характеристики процесса мышления - способ концептуализации реальности при помощи бинарных оппозиций и антропоморфизм.
Опираясь на изложенное, очевидно можно предположить, что к понятиям образ мира, языковое сознание, языковая картина мира, менталитет вполне можно добавить прилагательное "гендерный" и попытаться посмотреть на эти явления с гендерных позиций. По мнению же Н. Л. Пушкаревой, гендерные исследования в области культурологии, истории ментальностей, общественного сознания являются одними из наиболее перспективных (Пушкарева, 1999а, С.31).
Поэтому в задачу нашего исследования в рамках психолингвистического направления в лингвистической гендерологии вошло обнаружение, систематизация и описание гендерных особенностей ассоциативного поведения на материале русского языка.
Следует подчеркнуть, что гендерный параметр в современном ассоциативном психолингвистическом направлении исследуется двояко. С одной стороны, существует ряд работ, где проводится дифференциация информантов по полу (Горошко, 1996-2001, Кирилина, 1999, Тарасов, 1997), а с другой стороны, при исследовании образов маскулинности - феминности, восприятия гендерно маркированной лексики, гендерных стереотипов анализируются данные, полученные на выборках, смешанных или не дифференцированных по половому признаку вовсе (Уфимцева, 1996, Ершова, 1998). Часто эти две группы исследований проводятся в сопоставительном ключе: на ассоциативном русско-немецком материале (Тарасов, 1997, Ершова, 1998, Кирилина, 1999, 2000, Сорокин, 1999), русско-английском (Уфимцева, 1996, 1998), русско-испанском (Караулов, 2000в), русско-казахском (Дмитрюк, 2000а и 2000б), русско-татарском (Курбангалиева, 1998) и т.д. Есть ряд таких исследований и на материале онтогенеза (Гасица 1990, Овчинникова, 2001, Уфимцева, 2001).
Проведя и проанализировав результаты по всей серии наших собственных экспериментов по влиянию гендерного параметра на языковое сознание (11 серий эксперимент в течение 8 лет, общее количество участников около 2000 человек), становится вполне объяснимым, что введение гендерного параметра в качестве разграничительного критерия и анализ отдельно мужских и женских ассоциаций помогает описать гораздо четче особенности мужского и женского языкового сознания. Результаты проведенного лонгитюдного исследования также позволяют говорить о его гендерной парадигме. На протяжении всей серии экспериментов "гендерный" параметр на материале свободных ассоциативных экспериментов можно было, во-первых, зафиксировать, во-вторых, проследить и, в-третьих, формализовать.
Исследуя категорию гендера и обосновывая её значимость в лингвистическом описании, особо следует подчеркнуть, что проведенный нами эксперимент четко показал наличие как социальных, так и культурно-символических составляющих этой категории и их отражение в структурах языкового сознания. Особенно явственно это проявилось на эмоциональном и цветовом лексическом материале, а также при работе с людьми, находящимися в длительной изоляции от общества, как добровольной, так и вынужденной.
Полученный эмпирический опыт доказал исходное предположение, что наиболее "работающей" гендерной концепцией является методологический подход к рассмотрению гендера как стратификационной категории наряду с другими стратификационными категориями (Воронина, 2001).
Наше исследование также подтвердило и мысль А. В. Кирилиной о "необходимости создания модели описания человека в языке, которая позволила описать как общечеловеческий уровень, так и уровень …собственно гендерный, а так же исследовать их соотношение" (Кирилина, 2002, С.239).
Влияние гендерного фактора на ассоциативное поведение испытуемых, проявилось в изменении показателя стереотипности реакций, в количестве отказов от реагирований, в "частеречной наполняемости" ассоциативных полей, в коннотативной окраске реакций, в "лексическом наборе" ассоциативного поля. Мы зафиксировали и особенности в предпочтении мужчиной и женщиной определенных стратегий реагирования на стимул.
Полученные первые предварительные результаты изучения гендерной парадигмы языкового сознания подтвердили наше предположение о влиянии на ассоциативное поведение испытуемых социальных и психофизиологических факторов. Вопрос же о соотношении их влияния практически только сформулировал понятийное поле для изучения этой проблемы. При этом особо следует оговорить, что в целом в ассоциативном поведении полов больше сходств, чем различий, но когда эти различия обнаруживаются, то на них нужно сосредоточить всё внимание, чтобы расширить наши знания о протекании ассоциативных процессов и на анализе их отражения в языковом сознании человека.
Практически во всех экспериментах мы наблюдали различие в показателе мужского и женского уровней стереотипности реакций - у женщин этот показатель быль выше. А по индексу стереотипности реакций, по мнению некоторых ученых, можно косвенно судить о динамике изменения структуры языкового сознания (Ершова, 1998, С.67). Этот показатель является своеобразным "прибором" для его измерения. Считается, что чем выше стереотипность реакций, тем слабее проявляется динамика изменения языкового сознания; чем разнообразнее реакции - тем сознание более динамично, подвижно. Данные практически всех серий экспериментов показали, что женские реакции менее стереотипны, более разнообразны, чем мужские. Этот вывод может быть экстраполирован на женское и мужское языковое сознание, и свидетельствовать о большей подвижности и изменяемости женского сознания. Однако это заключение остается на уровне гипотезы и нуждается в своей дальнейшей и разносторонней верификации.
Двухуровневый (качественный и количественный) анализ ассоциативного материала показал, что его качественная интерпретация позволяет совсем по-новому посмотреть на специфику концептов, описывающих ряд "гендерно отмеченных" понятий ("муж", "жена", "женщина", "мужчина", "ребенок") и не только их, но также и другие "антропоориентированные" понятия. Именно качественная интерпретация дает возможность увидеть с чем, прежде всего, ассоциируются исследуемые понятия, лучше "разглядеть" их аксиологическую ориентацию, почувствовать "эмоциональную" окраску. Качественный анализ данных помогает выстроить определенный фрагмент мужской и женской картины мира в языковом сознании, говорить о гендерных стереотипах в обыденном языковом сознании, а также проследить динамику их развития. Количественный, формальный анализ ассоциативного материала, способствует дальнейшему уточнению (своеобразной прорисовке) этой картины, выявляя определенные статистические закономерности в ассоциативном поведении мужчин и женщин.
Резюмируя сказанное, следует подчеркнуть, что результаты эксперимента показали, что по определенным параметрам как на качественном, так и на количественном уровнях анализа (распределением частот встречаемости различных реакций, распределения реакций по частям речи, стратегиями реагирования, структурой ассоциативных полей и связями между стимулом и реакцией) "женское" языковое сознание отлично от "мужского". А, следовательно, и женская языковая способность гипотетично может отличаться от мужской, что и проявляется в определенных частотных закономерностях употребления мужчинами и женщинами тех или иных языковых средств, особенностях мужского и женского речевого поведения. Это ещё раз позволяет нам говорить об актуальности и необходимости формирования понятийного и методологического аппарата лингвистической гендерологии - нового исследовательского направления в отечественном языкознании, изучающим гендерные аспекты языка и речи.
Наш эксперимент показал также, что влияние гендерного параметра на ассоциативное поведение испытуемых может и должно быть рассмотрено сквозь призму целой группы других факторов, оказывающих иногда не меньшее влияние, а в ряде случаев и более значительное воздействие, чем параметр социального пола человека.
Так, резюмируя эксперимент по влиянию специфического образа жизни и однополой среды на ассоциативное поведение человека, можно заметить, что тут гендерный фактор является далеко "не доминирующим" параметром. Во многих случаях образ жизни и мыслей людей имеет гораздо большее значение, нежели их половая принадлежность. Мы считаем, что эксперимент с контрольным параметром - особые условия жизни людей - показал настоятельную необходимость комплексного изучения гендерного параметра и невозможность его "отрыва" от контекста социальной жизни человека.
Мы также полагаем, что исследования "продуктов" ассоциативного поведения человека, полученных, например, в необычных условиях - измененные состояния сознания, сильный стресс и т.д. - предоставляют ещё одну уникальную возможность посмотреть на устройство языковой способности человека и функционирование языкового сознания на стыке "нормы" и "патологии". Причем именно состояние патологии может показать то, что в норме или не замечается, или не проявляется вовсе.
Например, состояние стресса вызвало в ассоциативном поведении испытуемых следующие изменения: резко возросли стереотипность реакций, количество отрицательно окрашенных реакций и отказов от реагирования вообще, увеличилось количество ошибок в правописании слов. Совершенно неожиданным для нас оказался тот факт, что в стрессе стратегия ассоциативного поведения испытуемых практически не изменилась (не было установлено статистически значимых различий ни по одному стимулу). Этот результат может свидетельствовать о глубинном характере выбора стратегии реагирования и об её относительной устойчивости к влиянию окружающей среды и эмоционального состояния человека.
Проведенный качественный анализ ассоциативных полей, полученных от людей, находящихся в необычном психофизиологическом состоянии, показал две тенденции их ассоциативного поведения:
Крайне интересными нам кажутся и исследования, ведущиеся с учетом влияние на ассоциативное поведение людей функциональной асимметрии мозга (ФАМ). Данные ряда нейролингвистических исследований показали, что ФАМ непосредственно связана как с вербальными способностями человека, так и с его полом. Более того, ФАМ непосредственно "воздействует" на протекание ассоциативных и эмоциональных процессов. Некоторые ученые полагают, что влияние ФАМ можно проследить и при восприятии цветового образа.
Проведя анализ имеющихся библиографических источников, мы выделили несколько направлений в развитии проблематики исследований:
Мы пришли к выводу, что данный "пучок" проблем нуждается в выработке комплексного подхода к их исследованию.
Одим из самых важных для нас выводов, стал вывод о существовании определенной зависимости между активностью левого и правого полушарий, восприятием эмоциональных стимулов и их эмоциональной окраской. Однако существует и несколько факторов, определяющих эту зависимость: тип межполушарной асимметрии мозга, пол человека, его возраст и др., роль которых изучена ещё явно недостаточно.
Поэтому ряд экспериментов по свободному ассоциированию мы решили провести, используя лексику, описывающую эмоции и цвета и выбрав в качестве исследуемых параметров - параметр пола, а также некоторые др. биосоциальные характеристики человека (возраст, родной язык и уровень образования). При этом мы исходили из предпосылки, что именно на стыке нескольких факторов психофизиологические параметры личности могут проявиться контрастнее.
Результаты этой серии экспериментов показали, что самое сильное влияние на ассоциативное поведение испытуемых оказали сначала факторы пола и условия изоляции людей от общества и однополой среды, затем возраста, уровня образования и родного языка.
Влияние возрастного фактора проявилось в резком снижении стереотипности структуры ассоциативного полей реакций, полученных от женщин старшей возрастной группы. Для мужчин этот показатель был стабильным вне зависимости от возрастного фактора.
Условия изоляции влияли в основном на резкое увеличение количества отказов от реагирования на стимул, а также увеличивали число реакций, семантически не связанных со стимулом. Возрастало (но ни столь существенно) количество реакций с отрицательным оценочным элементом в значении слова.
Влияние родного языка в массивах русскоязычных реакций, полученных от информантов, родным для которых был украинский язык, отразилось в резком возрастании количества грамматических ошибок, диалектных слов, а также мы наблюдали определенные изменения в выборе стратегий реагирования на стимулы (увеличивалось количество реакций, возникающих по созвучию, а также словообразовательных реакций). Но с возрастом и уровнем образования эта закономерность уже проявлялась не столь ярко. Сильнее всего возрастной фактор "влиял" на поведение информантов в возрасте от 17 до 24 лет.
Образовательный уровень информантов (наличие высшего образования и определенный стаж работы, которая требует развития интеллектуальных навыков (написание диссертации, чтение лекций, построение научной карьеры и т.д.)) резко "повышал" количество разнообразных реакций, снижал их стереотипность и увеличивал количество реагирований словосочетаниями и предложениями, а также "снижал" число ошибок и "увеличивал" индекс дистрибуции реакций. Наблюдалось и гораздо большее варьирование в выборе стратегии ассоциативного поведения испытуемых. Увеличивалось количество реакций, семантически связанных со стимулом.
В целом эксперимент на эмоциональном материале помог нам посмотреть на эмоции как бы сквозь призму языкового сознания человека и попытаться понять с чем, прежде всего, ассоциируются названия эмоций в сознании рядового носителя русского языка, существуют ли какие-либо факторы, влияющие на это восприятие, и как они взаимосвязаны. Мы постарались выделить то универсальное, что есть в ассоциативном значении слов, описывающих эмоции и эмоциональные состояния, и специфическое, субъективное, зависящее от некоторых параметров личности человека.
Анализ эмоционального ассоциативного материала в данном направлении показал также, что работы, ведущиеся именно на стыке взаимодействия нескольких факторов (пола, эмоций, ассоциаций и стресса), помогают увидеть и зафиксировать то, что при обычных условиях (на чистой выборке) установить гораздо сложнее.
Ассоциативный эксперимент с цветообозначениями и цветами показал, каким образом половая принадлежность и специфические условия жизни могут влиять на ассоциативное "видение" как цвета, так и его вербального эквивалента.
Результаты эксперимента, подтвердили также гипотезу о существовании сильных и достаточно однозначных связей между цветами и эмоциональными состояниями человека, которые, по всей видимости, принадлежат к глубокому и невербальному по своей природе уровню формирования значений.
Существование половой дихотомии влияет на ассоциативное поведение испытуемых двояко. Во-первых, функциональная асимметрия мозга и особенности специализации правого и левого полушарий "воздействуют" на собственно вербальное поведение мужчин и женщин, обуславливая некоторое различие в использовании языковых средств, а, во-вторых, восприятие цвета вследствие этой самой асимметрии также несколько различается у полов, что в свою очередь может отражаться в их ассоциациях. Однако мы полностью разделяем мнение Вяч. Вс. Иванова, что при изучении ФАМ и работе с расщепленным мозгом именно в цветовом восприятии (и в назывании цветов и цветовых ассоциаций) особенно характерными оказываются индивидуальные различия, едва ли дающие право обобщать сделанные на небольшой выборке выводы (Иванов, 1983, С.11). Поэтому очень сложно провести и четкую границу между корреляцией групповых и индивидуальных признаков личности испытуемых.
Можно гипотетично предположить, что на восприятие цветового образа и его отражение в языковом сознании влияет и гендерный параметр, преобразующий биологический пол человека в социальный конструкт. Причем гендерный параметр проявляется на цветовом материале особо, "порождая" гендерные различия, абсолютно не совпадающие с теми, которые были зафиксированы на другой (не цветовой) стимульной лексике. Более того, вся серия экспериментов ясно показала, что влияние гендерного параметра на ассоциативное поведение людей крайне неоднозначно.
Отдельно следует оговорить, что анализ особенностей ассоциативного поведения, учитывающий влияние биосоциальных факторов, показал, что и социально-биографические данные личности реципиента, и собственно сам стимульный материал сильно влияют на структуру ассоциативного поля. Это влияние затрагивает как количественные показатели в структуре организации ассоциативного поля (количество различных реакций, количество единичных реакций, количество отказов от реагирования, уровень стереотипности, частота встречаемости некоторых частей речи и т.п.), так и непосредственное "лексическое" наполнение ассоциативного поля.
При изучении влияния биосоциальных факторов (гендера, возраста, условий жизни и прочее) на качественном уровне анализа ассоциативного материала и разработки классификационных критериев следует учитывать стратегию ассоциативного поведения испытуемых и строить свою классификационную систему, исходя из анализа всего ассоциативного треугольника: стимул, реакция и связь, возникающая между ними. При этом при разработке критериев анализа необходимо принимать во внимание и влияние семантики слов - стимулов. Проведенный ассоциативный эксперимент с цветами и цветонаименованиями ярко это продемонстрировал. Мы были вынуждены скорректировать некоторые классификационные принципы распределения реакций по непротиворечивым основаниям уже в процессе анализа результатов эксперимента.
Подводя определенный итог почти восьмилетней работе, мы считаем, что на ассоциативное поведение испытуемых влияет целая группа факторов и влияет неоднозначно. До настоящего момента остается открытым вопрос, почему одни факторы воздействуют на испытуемых таким образом, и их воздействие вызывает именно такое изменение в ассоциативном поведении, а другие - совсем иначе? Какие механизмы в психике человека и его сознании несут за это ответственность и как эта "ответственность" проявляется? Насколько собственно семантика каждого конкретного стимула влияет на наши ассоциации?
Следует заметить, что интерпретация результатов ассоциативного эксперимента, вообще, непростая задача. С одной стороны, при качественном анализе содержания ассоциативных полей есть опасность "утонуть" в обширном материале и не выделить существенных ассоциативных связей, а, с другой стороны, чрезмерная формализация данных может привести к утрате важной информации о более тонких и неочевидных механизмах ассоциирования. Ряд исследователей также считает, что одним из существенных недостатков, понижающих достоверность полученных в результате применения этого метода выводов, является то, что получение в ассоциативном эксперименте связных и осмысленных выводов возможно лишь на основе достаточно субъективной интерпретации зафиксированных наборов ассоциаций самим исследователем.
От каких-либо более глобальных выводов по результатам эксперимента нас также удерживает и то, что при проведении эксперимента использовалась, в частности, и техника статистического анализа, имеющая дело с достаточно большой по размеру выборкой испытуемых. Т.е. здесь мы сталкиваемся с характеристиками не существующего в природе "среднестатистического" испытуемого. Другими словами, мы не можем категорично утверждать, что выявленная структура ассоциативных значений слов присутствует: во-первых, у каждого испытуемого, во-вторых, в точно таком объеме.
Однако, несмотря на то, что к конкретным результатам ассоциативного эксперимента надо относиться с осторожностью, это, наверное, никак все же не умаляет достоверности более общих положений и мыслей, приведенных в настоящей работе.
© Е.И. Горошко, 2003.
Перепечатано из изд.: Сб. науч. труд. "Методология современной психолингвистики". - М.-Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2003.
ЛИТЕРАТУРА
1. Балонов Л. Я., Деглин Л. В., Черниговская Т. В. Функциональная асимметрия мозга в организации речевой деятельности // Сенсорные системы. Сенсорные процессы в асимметрии полушарий, Л.: Наука, 1985.
2. Бианки В. Л., Филиппова Е. Б., Асимметрия мозга и пол, Спб.: СПб. Ун-т, 1997, 328с.
3. Буренина Н. В. Гендерная и возрастная дифференциация вербализации эмоций в современном английском языке // Социально-гуманитарные исследования: теоретические и практические аспекты (Межвузовский сборник научных трудов). - Саранск: СВМО, 2001а. - Вып. II, с.с.148-154.
4. Буренина Н. В. Психолингвистический аспект поведения мужчин и женщин во время интервью // Материалы YI научной конференции молодых ученых (Мордовский госуниверситет). - Саранск: СВМО, 2001, с.с.101-105.
5. Вартанян Г. А., Галунов В. И. Восприятие речи. Вопросы функциональной асимметрии мозга, М.: Наука, 1988.
6. Воронина О. А. Теоретико-методологические основы гендерных исследований // Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций/ Под общ. ред. О.А. Ворониной.- М.: МЦГИ - МВШСЭН - МФФ, 2001, с.с. 13-95.
7. Вул С. М., Горошко Е. И. Судебно - автороведческая классификационная диагностика: установление половой принадлежности автора документа // Современные достижения науки и техники в борьбе с преступностью. Материалы научно-практической конференции.- Минск, 1992.- С. 139-141.
8. Вул С. М., Мартынюк А. П. Теоретические предпосылки диагностирования половой принадлежности автора документа // Современное состояние и перспективы развития традиционных видов криминалистической экспертизы.- М., 1987.- С. 105-112.
9. Гасица Н. А. Ассоциативная структура значения слова в онтогенезе. Диссертация кандидата филологических наук. Москва, 1990, 184с.
10. Горошко Е. И. Особенности мужского и женского вербального поведения (психолингвистический анализ). Дис. канд. филол. наук, Москва, 1996, 158с.
11. Горошко Е. И. Особенности мужского и женского стиля письма // Гендерный фактор в языке и коммуникации, Сборник научных трудов, МГЛУ, выпуск 446, Москва, 1999, с.с.44-60.
12. Горошко Е. И. Особенности мужской и женской ассоциативной картины мира в русском языке // Wiener Slawistischer Almanach, N40, 1997, p.p. 201-248.
13. Горошко Е. И. Специфика ассоциативного сознания некоторых групп русскоязычного населения Украины // Языковое сознание формирование и функционирование, М.: Институт языкознания РАН, 1998, с.с. 186-200.
14. Горошко Е. И. "Эмоция - ассоциация" и их связь со спецификой русского языкового сознания // Язык и образование, Курск: КГПУ, 1999, с.с. 40-59.
15. Горошко Е. И. Изучение вербальных ассоциаций на цвета // Языковое сознание и образ мира, М.: Институт языкознания РАН, 2000, с.с. 291 - 313.
16. Горошко Е. И. Материалы к ассоциативному словарю русскоговорящего населения Украины // Психолингвистика 2001а, (учебно-справочное пособие), под ред. В. П. Белянина, М.: Психология - Бизнес Онлайн, 2001, электронное издание.
17. Горошко Е. И. Интегративная модель свободного ассоциативного эксперимента (Монография), М.- Харьков: Ра-Каравелла, 2001б, 320с.
18. Горошко Е. И. Языковое сознание (ассоциативная парадигма). Дисс. … докт. филол. наук, Москва, 2001с, 553с.
19. Деглин В. Л., Николаенко Н. Н. О роли доминантного полушария в регуляции эмоциональных состояний // Физиология человека, том 1, №3, 1975, с.с.418-426.
20. Дмитрюк Н. В. Национально-культурная специфика вербальных ассоциаций на некоторые казахские и русские слова // Психологические и лингвистические проблемы языковых контактов, Калинин: КГУ, 1984, с.с.40-49.
21. Дмитрюк Н. В. Формы существования и функционирования языкового сознания в негомогенной культурной среде, Автореф. дис. ...докт. филол. наук, Москва, 2000а, 60с.
22. Дмитрюк Н. В. Ассоциативные портреты - характеристики представителей русского и казахского этносов // Языковое сознание и образ мира, М.: Институт языкознания РАН, 2000б, с.с. 248 - 268.
23. Ершова Т. А. Русско-немецкие ассоциативные портреты (опыт интерпретации) Дис. …канд. филол. наук, М., 1998, 149с.
24. Залевская А.А. Слово как опорный элемент сознания // Тезисы IX Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. "Языковое сознание", Москва, 30 мая - 2 июня 1988 г., М.: Институт языкознания АН СССР, Москва, 1988а, с.с. 68-69.
25. Иванов В. В. Художественное творчество, функциональная асимметрия мозга и образные способности человека // Учен. Записки Тартуского Ун-та. Текст и культура. Труды по знаковым системам. Т.16, Тарту, 1983, с.с.3-14.
26. Йокояма О. Ц. Когнитивный статус гендерных различий в языке и их когнитивное моделирование // Wiener Slawistischer Almanach, Munchen, Sonderband 55 (2002) X-XX, с.с. 29-40.
27. Каменская О. Л. Гендергетика - междисциплинарная наука. // Тезисы докладов Второй Международной Конференции "Гендер: язык, культура, коммуникация", МГЛУ, Москва, 22-23 ноября 2001г., - М: МГЛУ, 2001, с.с. 62-63.
28. Караулов Ю. Н. От структуры ассоциативного словаря к структуре языковой способности // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия Филология. Журналистика. 1994а, №1, с.с.15-26.
29. Караулов Ю. Н. Русский ассоциативный словарь как новый лингвистический источник и инструмент анализа языковой способности // Русский ассоциативный словарь. Книга 1, (Ю. Н. Караулов, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, Н. В. Уфимцева, Г. А. Черкасова. М.: Помовский и партнеры, 1994б, с.с. 191 - 218.
30. Караулов Ю. Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М.: ИРЯ РАН, 1999а. - 180с.
31. Караулов Ю. Н. Семантический гештальт ассоциативного поля и образы сознания // Языковое сознание: содержание и функционирование. XIII Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. Тезисы докладов. Москва, 1-3 июня 2000г. / Редактор Е. Ф. Тарасов. - М.: Институт языкознания РАН и МГЛУ, 2000а, с.с. 107-108.
32. Караулов Ю. Н. Показатели национального менталитета в ассоциативно-вербальной сети // Языковое сознание и образ мира, М.: Институт языкознания РАН, 2000б, с.с. 191 - 206.
33. Кирилина А. В. Гендер: лингвистические аспекты, М.: Институт социологии РАН, 1999, 200с.
34. Кирилина А. В. Гендерные аспекты языка и коммуникации, Дисс. ….док. филол. наук, Москва, 2000, 330с.
35. Кирилина А. В. Новый этап развития отечественной лингвистической гендерологии // Гендерные исследования и гендерное образование в высшей школе: Материалы международной научной конференции, Иваново, 25-26 июня 2002 г.: В 2 ч. - Ч. II. История, социология, язык, культура. - Иваново: Иван. гос. ун-т, 2002, с.с. 238-242.
36. Коновалов В. Ф., Отмахова Н. А. Особенности межполушарных взаимодействий при запечатлении информации // Вопросы психологии, №4, 1984, с.с. 96-101
37. Курбангалиева М. Р. Татарские и русские соматологические портреты // Язык, сознание, коммуникация, М., Филология, 1998, вып. №4, с.с. 66-69.
38. Курильски-Ожвэн Ш., Арутюнян М. Ю., Здравомыслова О. М. Образы права в России и Франции, Учебное пособие, М.: Аспект Пресс, 1996. - 215с.
39. Леонтьев А. А. Психологическая структура значения // Семантическая структура слова, М.: Наука, 1971, с.с. 7-19.
40. Леонтьев А. А. Общие сведения об ассоциациях и ассоциативных нормах // Словарь ассоциативных норм русского языка, М.: МГУ, 1977, с.с. 3-16.
41. Леонтьев А. А. Формы существования значений, М.: Наука, 1983.
42. Леонтьев А. А. Языковое сознание и образ мира // Тезисы IX Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. "Языковое сознание", Москва, 30 мая - 2 июня 1988 г., М.: Институт языкознания АН СССР, с.с. 105 - 106.
43. Леонтьев А. Н. Образ мира // Избранные психологические произведения: В 2-х т. Т II. - М.: Педагогика, 1983а. - с.с. 251-261.
44. Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность // Избранные психологические произведения: В 2-х т. Т II. - М.: Педагогика, 1983в. - с.с. 94-231.
45. Леонтьев А. Н. Материалы о сознании, Вестник МГУ, серия 14, Психология, 1988, №3, с.с. 6-25.
46. Леонтьев Д. А. Значение и личностный смысл: две стороны одной медали // Психологический журнал, 1997, №5, с.с. 19-30.
47. Лурия А. Р. Речевые реакции ребенка // Речь и интеллект в развитии ребенка, М., 1928.
48. Лурия А. Р. Язык и сознание / Под ред. Е.Д. Хомской. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. - 416с.
49. Любимов Ю. В. Природа ассоциации: структура словесной памяти и понятие ассоциативного значения // Словарь ассоциативных норм русского языка, М.: МГУ, 1977, с.с. 25-31.
50. Ментальность Россиян (Специфика сознания больших групп населения России) (Ведущий редактор И.Г. Дубов), М.: Институт психологии РАН, 1997. - 475с.
51. Мещеркина Е. Ю. Феминисткий подход к интерпретации качественных данных: методы анализа текста, интеракции и изображения // Введение в гендерные исследования, Ч.1, Харьков ХЦГИ - СПб.: Алетейя, 2001, с.с.197-237.
52. Николаенко Н. Н., О роли доминантного и недоминантного полушарий мозга в восприятии и обозначении цвета // Физиология человека, 1981, т.7, №3, с.с. 441-448.
53. Николаенко Н. Н. Цветовые пространства доминантного и недоминантного полушарий мозга // Учен. Записки Тартуского Ун-та. Текст и культура. Труды по знаковым системам. Т.16, Тарту, 1983, с.с.85-85-100.
54. Николаенко Н. Н. Функциональная асимметрия мозга и изобразительные способности // Учен. Записки Тартуского Ун-та. Труды по знаковым системам. Т.20, Тарту, 1986, с.с.84-98.
55. Николаенко Н. Н., Егоров А. Ю., Траченко О. П., Грицышина М. А. Функциональная асимметрия мозга и ассоциативный процесс // Материалы XII международного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации "языковое сознание и образ мира", Москва, 2-4 июня 1997 г., М.: Институт языкознания РАН и МГЛУ, 1997, с. 113.
56. Овчинникова И. Г. Ментальный лексикон русского ребенка: гендерные различия // Изменяющийся языковой мир. Тезисы докладов международной научной конференции, Пермь, Перм. Ун-т., 12-17 ноября 2001 г., Пермь: Перм. ун-т., 2001, с.с. 242-243.
57. Отмахова Н. А. Половые особенности межполушарной асимметрии // Асимметрия мозга и память, Пущино, 1987, с.с. 115-124.
58. Ощепкова Е. С. Психологческие особенности мужчин и женщин, проявляющиеся в письменной речи // Доклады Первой Международной конференции "Гендер: Язык, Культура, Коммуникация", М.: МГЛУ, 2001, с.с. 279-289.
59. Ощепкова Е. С. Выявление идентификационных признаков мужской и женской письменной речи при искажении текстов // Теорія та практика експертизи і криміналістики. Випуск 2: Збірник матеріалів міжнарод. Наук.-практ. Конф, Харків: Право, 2002, с.с.221-226.
60. Ощепкова Е. С. Возможность идентификации пола автора письменного текста //Гендерные исследования и гендерное образование в высшей школе: Материалы международной научной конференции, Иваново, 25-26 июня 2002 г.: В 2 ч. - Ч. II. История, социология, язык, культура. - Иваново: Иван. гос. ун-т, 2002, с.с. 256--258.
61. Пищулина О. Н. Использование гендерной парадигмы в современной социологической теории // Методологія, теорія та практика соціологічного аналізу сучасного суспільства: Збірник наукових праць. - Харків: Видавничий центр Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна, 1999, с.с.34-38.
62. Портнов А. Н. Взаимосвязь языка и сознания в философии XIX - XX веков: методологический анализ основных направлений исследования. Дисс. … доктора философских наук, Иваново, 1998, 605с.
63. Пушкарева Н. Л. Гендерные исследования: рождение, становление, методы и перспективы в системе исторических наук // Женщина, гендер, культура, М.: МЦГИ, 1999а, с.с.15-35.
64. Пушкарева Н. Л. Гендерные исследования и исторические науки // Гендерные исследования, Харьков, ХЦГИ: 1999б, №3, с.с. 166-186.
65. Рябов О. В. "Матушка-Русь": Опыт гендерного анализа поисков национальной идентичности России в отечественной и западной историософии. - М.: Ладомир, 2001. - 202с.
66. Сорокин Ю. А. Мужчина и женщина в интерьере "Русского ассоциативного словаря" // Предложение и слово, Саратов: Саратов. Педагог. Университет, 1999, с.с. 202-205.
67. Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций/ Под общ. ред. О. А. Ворониной.- М.: МЦГИ - МВШСЭН - МФФ, 2001. - 416с.
68. Уфимцева Н. В. Русские: опыт ещё одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. Сборник статей /Отв. Ред. Н. В. Уфимцева/ М.: Институт языкознания РАН, 1996, с.с.139-162.
69. Уфимцева Н. В. Гендер и формирование языковой способности // Тезисы докладов Второй Международной Конференции "Гендер: язык, культура, коммуникация", МГЛУ, Москва, 22-23 ноября 2001г., - М: МГЛУ, 2001, с.с. 108-109.
70. Ушакин С. А. Поле пола: в центре и по краям // Вопросы философии, 1999, №5, с.с. 71-85.
71. Халеева И. И. Гендер как интрига познания // Гендерный фактор в языке и коммуникации.- Иваново, 1999, с.с. 5-9.
72. Холод А. М. Речевые картины мира мужчин и женщин, Днепропетровск: Пороги, 1997б.- 229с.
73. Хрестоматия к курсу "Основы гендерных исследований", М: МЦГИ - МВШСЭН - ММФ, 2001. - 368с.
74. Язык и сознание: парадоксальная рациональность, М.: Институт языкознания РАН, 1993. - 174с.
75. Языковое сознание: формирование и функционирование. Сб. статей под редакцией Н. В. Уфимцевой, М.: Институт языкознания РАН, 1998, 227с.
76. Языковое сознание и образ мира. Сб. статей под редакцией Н. В. Уфимцевой, М.: Институт языкознания РАН, 2000, 318с.
77. .Bergvall, V.L., Bing, J.M., A.F. 1996. The Question of questions: beyond binary thinking // Rethinking Language and Gender Research: Theory and Practice. (Real. Languages series). London: Longman, pp.1-31.
78. Kotthoff, H., New Perspectives on Gender Studies in Discourse Analysis // Доклады Первой Международной конференции "Гендер: Язык, Культура, Коммуникация", М.: МГЛУ, 2001, с.с.11-32.
79. Rhoda, U., Toward a Redefinition of Sex and Gender // American Psychologist, 1979, N34, pp.1085-1094.
80. Rubin, G. The Traffic in Women: Notes on the "Political Economy of Sex" // Towards Anthropology of Women. Reiter R. (eds.), New-York - London: Monthly Review Press, 1975, pp.169-183.
81. Scott, J.W., Gender: A Useful Category of Historical Analysis // American Historical Review, 1986, V.91, N5, pp.1053-1075.
ПРИМЕЧАНИЯ
К сожалению, ещё нет окончательно закрепленного научного термина, обозначающего гендерные исследования в языкознании. Существуют понятия "гендерная лингвистика", "лингвистическая гендеристика", "гендергетика" (Каменская, 2001) и "лингвистическая гендерология". На наш взгляд, последний термин наиболее прочно вошёл в лингвистическое описание (см. Кирилина, 2002).
В данном случае можно эксплицировать это утверждение и говорить о двух уровнях анализа для любого фактора, составляющего эту языковую "антропоориентированность" - возрастного, расового, социально-статусного и прочее.
По всей видимости, имеется в виду всё же лингвистика (прим. автора).
О. Ц. Йокояма подразумевает гендерные различия (прим. автора).
Автор этой книги считает использование часто встречаемого в литературе словосочетания "гендерная лингвистика" при описании гендерных исследований в языкознании некорректным. До настоящего момента этот термин - пока лишь красивая метафора, не отражающая реального положения дел и статуса гендерных исследований в целом в языкознании.
Сейчас не существует единого мнения по поводу, кто первыми ввел это понятие в научный дискурс. Например, О. А. Воронина считает, что этот термин в научный оборот был введен в 1968 году психологом Р. Столлером (См. Воронина, 2001, С.15).
В отечественных научных кругах некоторое время назад происходили определенный споры по поводу целесообразности введения понятия "гендер" в научный оборот и шла дискуссия по поводу избыточности категории гендера и заменой его категорией пола с учетом русской философской традиции (См. Ушакин, 1999, С.83).
К гендерно-маркированной лексике мы относим те лексические единицы, в значениях которых "гендерный" компонент может реализовываться более контрастно. По нашему мнению, к таким лексемам, могут относиться слова, описывающие поло-ролевые, статусные и социальные отношения (отец, мать, дочь, сын, невеста), концепты феминности и маскулинности, стимулы в грамматической форме мужского или женского рода, случаи, когда выбор грамматической формы рода не определяется законами синтаксического согласования (маму (реакции "любил" и "любила")) (Караулов, 1994, С.218) и прочее. Хотя, на наш взгляд, данное подразделение на гендерно-маркированную лексику и нет, является чисто "рабочим" определением и его выделение весьма условно, но в парадигмальных рамках нашей работы она явилось достаточно значимым.
|
|
| [НАВЕРХ] [ГЛАВНАЯ] [ПУБЛИКАЦИИ] [БИЗНЕС] |