| [ГЛАВНАЯ] [ПУБЛИКАЦИИ] [ПЕРСОНАЛЬНАЯ СТРАНИЦА] [БИЗНЕС] |
|
|
Горошко Е. И.
В последние несколько десятилетий постоянно увеличивается количество исследований и публикаций, посвященных изучению виртуальной реальности. И это понятно, т. к. в эпоху информационной революции, обусловленной возникновением Интернета, практически большая часть нашего общения происходит по электронным каналам коммуникации, т. е. опосредуется с помощью компьютера. В конце 90-х годов в англоязычном научном пространстве возник даже специальный термин – ООК (общение, опосредованное компьютером)
, хотя, на наш взгляд, в русском языке уже существует более удачный и краткий термин «электронная или компьютерная коммуникация», который мы и будем использовать в дальнейшем в этой работе.
Считается, что по глубине воздействия на нашу цивилизацию изобретение Интернета и появление особой виртуальной среды может быть сопоставлено с возникновением письменности или изобретением печатного станка И. Гутенбергом [11, 196]. Как правило, выделяют три аспекта этой информационной революции – технологический, социальный и информационно-количественный [12, 1] Однако мы бы добавили ещё и лингвистический аспект, т. к. влияние Интернета на развитие любого языка, обслуживающего эту виртуальную реальность, становится всё значительнее [30], [1], [3], [4], [12], [21].
Мы не будем говорить сейчас о положительных или отрицательных сторонах этого «воздействия» на наше мышление, общение или язык (этому посвящены специальные работы, см. [11], однако один факт остается непреложным - это влияние всё интенсивнее возрастает, а такие известные ученые, как, например Дэвид Кристал, говорят уже не только о появлении специфической коммуникационной среды, но и о возникновении виртуальной языковой личности [30, 242], [21, 267].
Наше внимание в этой новой лингвистической среде привлекла роль гендерного фактора - его влияние на электронную коммуникацию, т. к. известно, что гендерная составляющая является достаточно значимой в структуре любой языковой личности. Некоторые ученые, например О. Л. Каменская, даже говорят о языковой личности мужчины и языковой личности женщины [13, 18]. Соответственно, может возникнуть и вопрос, как соотносится языковая виртуальная личность мужчины с языковой виртуальной личностью женщины?
Также обращению внимания к взаимосвязи гендерного параметра и электронной коммуникации способствовал и ряд других причин. Известно, что электронная коммуникация является одной из разновидностей (форм) массовой коммуникации [4, 32], а именно в массовой коммуникации наиболее очевидна та или иная акцентуация и динамика гендерного параметра и связанных с ним гендерных стереотипов [16].
Более того, по мнению А. В. Кирилиной, гендерный подход позволяет сделать еще один шаг вперед и описать не только антропоцентричную систему языка, но и изучить концепты маскулинности и фемининности, признавая их не только когнитивно, но и культурно обусловленными сущностями, т. е. перенести их изучение в область лингвокультурологии и других наук, связанных с исследованием культуры и общества, т. к. «…гендерный подход предполагает концентрацию внимания исследователя именно на способах социального конструирования пола и на культурных факторах, воздействующих на этот процесс» [17, 137]. Какова же роль Интернета как специфической культуры и среды в формировании концептов феминности и маскулинности? И будут ли эти концепты, сформированные в виртуальной среде, отличаться каким-либо образом от реальной?
Помимо сказанного, не менее значимым фактором является и то, что в настоящий момент «… речь идет уже не о том, как пол влияет на коммуникативное поведение и использование языка, а о том, какими средствами располагает язык для конструирования гендерной идентичности, в каких коммуникативных ситуациях и типах дискурса и с какой интенсивностью совершается конструирование, какие экстра- и интралингвистические факторы воздействуют на этот процесс»[18, 9]. Поэтому при рассмотрении взаимосвязи гендерного параметра и электронной коммуникации, проблемные вопросы, поставленные А. В. Кирилиной [17], [18], [19] относительно роли гендера в интра- и экстралингвистической реальности, могут быть вполне применимы и к электронной коммуникации:
Анализ литературных данных, проведенный на материале славянских языков, показал, что гендерная компонента электронной коммуникации является практически неизученной. Исключение составляет лишь вышедшая в этом году монография Л. Ф. Компанцевой «Гендерные основы Интернет – коммуникации в постсоветском пространстве» [21]. Это широкомасштабное исследование представляет собой анализ гендерных основ русскоязычного Интернета с точки зрения дискурсивных практик. Автор изучает психологические, социальные, культурные и коммуникативные установки и предпочтения мужчин и женщин – пользователей Сети. Анализируется и гендерная компонента языковой виртуальной личности на материале ассоциативного тезауруса мужчин и женщин, составленном на основе данных сети, а также дискурсивного анализа мужских и женских речевых практик. Причем автор проводит анализ с антропоцентрических позиций, где гендерная составляющая является неотъемлемой частью, которая «пропитывает» всю структуру виртуальной языковой личности в целом. Один из основных выводов этого многостороннего исследования свидетельствует о смене коммуникативной парадигмы русскоязычного Интернета и возникновении нового коммуникативного сообщества, где виртуальное общение будет основываться не на принципах конфронтации маскулинного и феминного типов дискурса, а на их толерантности и взаимодействии [21, 398]. Автор описывает и основные стратегии и тактику, способствующие коммуникативному взаимодействию женского и мужского в Интернете.
Однако одним из самых исследованных в этой области стало англоязычное электронное общение в его всевозможных разновидностях. Это произошло в силу целого ряда причин, одна из которых связана с фактором времени – англоязычный Интернет намного старше своего русскоязычного собрата. Заметим также, что свыше 80% информационного пространства Интернета приходится на английский язык [30, 217].
Следует заметить, что электронное общение или коммуникация представляет сложную комбинацию дискурсов: передача личной почты (бытовой дискурс), официальный обмен и запрос информации (деловой дискурс), обсуждение научных вопросов в группах новостей или конференций (научный дискурс), рекламные баннеры и сайты (рекламный дискурс) и т. д. [4, 45], [20, 7].
Обобщая ряд работ по изучению электронной коммуникации, можно составить её «типологическую» модель, которая описывает этот феномен, исходя из следующих параметров:
В электронной коммуникации выделяются определенные форматы или речевые жанры, типические формы речи, представляющие функциональный стиль с определенным перечнем конститутивных признаков: электронная почта, электронные разговоры - чаты, электронные доски объявлений (BBS) и компьютерные конференции [4, 63]. Однако эта классификация весьма условна, т. к. по многим конституционным признакам эти жанры могут пересекаться. Например, английский лингвист Д. Кристал в монографии «Язык и Интернет» выделяет на 2001 год пять жанров, называя их при этом ситуации использования Интернета (broad Internet-using situations) [30, 10]. Это: электронная почта; синхронные и асинхронные чаты, включая BBS; виртуальные миры (MOOs, MUDs, MUCKs, MUSEs и т. д.); ВЕБ – тексты, к которым относятся электронные тексты с гипер- и линейной структурой (например тексты в формате pdf.).
В плане изучения гендерных особенностей электронной коммуникации наиболее исследованным стало:
Работ, посвященных исследованию структуры гипертекста или линейного текста в его взаимосвязи с гендерной компонентой, нами найдено не было.
Если рассматривать электронную коммуникацию как комбинацию различных дискурсивных практик, то в плане изученности гендерного компонента наиболее исследованным стал педагогический, научный и бытовой дискурс. Как ни странно, но электронный политический дискурс, или рекламный, являются в этом аспекте практически не исследованными, в отличие от «невиртуальной» реальности, где наблюдается всё увеличивающееся и увеличивающееся количество работ, посвященных, например, влиянию гендерного фактора на рекламу или политику [8-9].
Одним из наиболее частых предметов исследования в плане гендерных различий становится дискурс чата и конструирование гендерной идентичности. В конце 90-х годов для уточнения гендерной идентичности возникли даже специальные аббревиатуры «Morf» или «Sorg», призванные «прояснить» гендерную идентичность или половую ориентацию виртуальной личности. В ряде работ было установлено, что «неопределенная» половая идентичность часто является достаточно сильным коммуникативным барьером в электронной коммуникации и приводит к её сбоям [21], [30, 51].
В плане взаимосвязи гендерного параметра с другими психофизиологическими или социальными факторами была зафиксирована устойчивая корреляция гендера с возрастом и профессиональной деятельностью участников электронной коммуникации [36], [28]. Менее значимыми стали социальный статус и этническая принадлежность, что свидетельствует о большей демократичности в целом всей виртуальной реальности [12], [30], [21].
В плане изучения дискурсивных особенностей на материале научных Интернет - конференций наиболее интересны работы Сюзанны Херринг [36-40]. Ученая установила, что длина мужских сообщений в целом больше, их количество также больше. Мужчины чаще используют оскорбления, сленг, утвердительные заявления, средства саморекламы, иронии и сарказма, задают меньше вопросов, и «высказывают меньше электронных извинений». Для мужской электронной коммуникации более характерна и ситуация «флейма», т. е. почтовой рассылки грубых и оскорбительных сообщений. Женскому электронному поведению свойственен же так называемый модус вежливости. Женщины произносят больше извинений, благодарностей, реже перебивают друг друга и пр. Описывая мужские и женские стили общения на примере изучения дискуссионных листов и групп научно-тематических новостей, С. Херринг утверждает, что мужской стиль может быть охарактеризован как стиль коммуникативного соперничества, а женский – коммуникативного сотрудничества. Это полностью согласуется с данными, полученными при изучении обычного англоязычного дискурса [32], [59].
С. Херринг также установила, что гендерные различия в электронной коммуникации напрямую связаны с временным фактором, а именно с синхронностью/асинхронностью передачи информации [40, 5]. Проведенное ею исследование ленты чатов показало, что синхронность сообщения нивелирует гендерные различия: не было установлено расхождений в длине мужских и женских электронных сообщений и их количестве. Не подтвердились и полученные ранее данные на материале англоязычных чатов о более частом использовании женщинами аффективной лексики (hugs, whuggles), а мужчинами - лексики с агрессивной семантикой (to kill; to slay) [27]. Очевидно, момент спонтанности в электронной коммуникации приводит к обратному эффекту: известно, что в спонтанной устной речи в обычном дискурсе гендерные различия проявляются контрастнее [5]. В электронной коммуникации наблюдается противоположная картина. Заметим также, что другие работы, например исследование В. Савики, построенное в методологическом плане идентично экспериментам С. Херринг, не подтвердило тот факт, что мужчины чаще посылают флеймы или употребляют оскорбительные (нестандартные) выражения [49]. Однако его эксперименты подтвердили гипотезу о том, что для мужского электронного дискурса более свойственно использование фактической информации логического характера, основанной на четких сведениях, цифрах. Там можно встретить чаще также утвердительные и повелительные конструкции [49, 8], что также совпадает с результатами С. Херринг и других исследователей.
В работе Кевина Кроустона изучались гендерные особенности электронной коммуникации в группах новостей usenet [29]. Им были установлены достаточно значимые различия в предпочтении тем для обсуждения мужчинами и женщинами. Однако гипотеза о коммуникативном женском электронном сотрудничестве и мужском коммуникативном электронном соперничестве не подтвердилась.
В работе Д. Витмер и С. Кацман указывается, что при участии в группах новостей и тематических группах женщины используют смайлики (специальный электронный эмотикон) гораздо чаще мужчин [58].
Заслуживают особого внимания и данные, полученные в рамках междисциплинарного подхода, т. е. на стыке гендерной педагогики, лингвистики и теории коммуникации. В основном это работы, посвященные изучению эффективности дистанционного обучения мужчин и женщин посредством Интернета [24], [26], [34-35], [48] Наиболее интересным как в методологическом, так и в лингвистическом планах является исследование, проведенное Кимберли Блюм, которая анализировала данные по дистанционному обучению взрослых слушателей одного из американских колледжей. Это были служащие и менеджеры среднего звена, которые хотели получить вечернее высшее образование [24]. Материалом для её анализа стали электронные сообщения, отправляемые этими слушателями на образовательный форум центра дистанционного университетского обучения. Все отобранные электронные сообщения были выполнены в формате писем электронной почты. Выборка также была достаточно представительной, а сам эксперимент носил лонгитюдный характер (длился свыше года). Проводился лингвистический анализ текстов этих сообщений, на основе теоретической модели дискурсивных стратегий мужского и женского вербального поведения – теория коммуникативного соперничества и сотрудничества, описанная в феминисткой лингвистике достаточно подробно [44], [25], [59]. Тексты исследовались по 20 параметрам, включая такие пункты как: длина сообщений, количество вопросов, ответов, благодарностей, оскорблений, шуток сексуального характера и прочее. Основной результат – в целом электронный дискурс более враждебен женщине, чем мужчине, а гендерные различия при электронной коммуникации проявляются интенсивнее, чем при обычном общении [24, 15] Эти выводы в последствии подтвердились и другими исследованиями, выполненными как на английском, так и на русском языках [34-35], [39], [40].
Отдельной темой стало изучение конструирования псевдонимов в чатах, виртуальных играх и электронных конференциях. Так, Т. Н. Захарова на материале немецкоязычных чатов определила, что, во-первых, проявление гендерного аспекта зависит от возраста аудитории, типа чата и непосредственной коммуникативной цели, стоящей перед его участниками. Для выражения гендерного аспекта в псевдонимах используют разнообразные лексические, семантические и грамматические средства (референтные имена, апеллирующие к реальным именам участников чата, уменьшительные суффиксы мужского и женского рода, существительные мужского или женского рода, эксплицирующие концепты феминности или маскулинности). При этом псевдонимы с ярко выраженным гендерным компонентом встречаются чаще, чем со скрытым или слабо выраженным [10]. Данные же Л. Ф. Компанцевой по русскоязычному Интернету показали, что гендерные особенности в выборе псевдонимов (в терминологии Л. Ф. Компанцевой «ники») зависят от их соответствия ролевым установкам. Женские ники также «..в большей степени демонстрируют большую степень рефлексивности, сложные субъектно-модальные отношения с миром; мужские - психологическую и языковую игру, апелляцию к женской эмоциональности» [21, 343]. Однако при этом ученая отмечает, что выбор и конструирование ника зависит от психологического типа личности, образования, мировоззрения и оценки [21, 344].
В работе М. Яффе и соавторов «Гендер, псевдонимы и электронная коммуникация: маскировка идентичности и раскрытие души» описывается роль псевдонимов в уменьшении гендерных различий при виртуальном общении [42]. Авторы, проведя сопоставительное изучение компьютерных конференций, при котором участники использовали псевдонимы и реальные имена, обнаружили несколько любопытных фактов. Во-первых, как мужчины, так и женщины охотнее участвовали в конференциях под псевдонимами, а не под своими реальными именами. Во-вторых, участие в конференции сильно коррелировало с их предшествующим профессиональным опытом. В-третьих, женщины демонстрировали большую степень социальной независимости. У мужчин же эта демонстрация была напрямую связана с фактором виртуальности: если они использовали псевдонимы, то показ социальной независимости усиливался, если реальные имена – то соответственно, снижался.
А вот американская исследовательница М. Хиллс хотела установить, в состоянии ли мужчина или женщина скрыть или изменить свою гендерную идентичность при компьютерном общении в чатах [41]. Фактически ученая поставила задачу понять, что происходит с речью, когда гендерная роль усиленно проигрывается или инсценируется [22], [57]. Было установлено, что, пытаясь воспроизвести идентичность противоположного гендера, испытуемые преувеличивали и сознательно выпячивали те черты, которые, по их мнению, свидетельствовали об этом. В основном это касалось выбора в предпочтении темы беседы и пропорции использования средств «вежливой» лексики.
В работе Л. Ф. Компанцевой на примере русскоязычных чатов показано, что именно женской коммуникации присущи эмпатия и скрытый комплимент. Также женщины в чатах гораздо чаще используют тактику слежения (включенного скрытого наблюдения), описываемого в английском языке с помощью семантически емкого глагола «lurk». Л. Ф. Компанцева заметила, что женщины и мужчины «…отрабатывают в Интернете модели поведения, которые им не свойственны, но были бы желательны в реальной жизни. Неуверенность в себе, неудовлетворенность собой, заниженная самооценка, желание вырваться из экзистенциального и социального вакуума – вот те причины, которые служат основой формирования нового Интернет-образа и Интернет-поведения» [21, 5]. Л. Ф. Компанцева считает, что в Интернете отсутствует гендерная дискриминация и ослабевает традиция выработки привычных гендерных сценариев поведения.
На интуитивном уровне, как нам кажется, и гендерные стереотипы должны в электронной среде или ослабевать или видоизменяться, однако ряд работ, посвященных гендерным аспектам обучения с использованием лингвистического аппарата анализа данных, показал прямо противоположное – Интернет-среда отнюдь не гендерна нейтральна, а во многих планах более враждебна к женщине, чем к мужчине. А некоторые исследователи уточняют [55], что не виртуальная среда враждебна, а сам тип дискурса, что вполне подтверждает мнение Д. Камерон об андроцентричности всего языкового дискурса в целом [25].
Всё сказанное выше побудило нас провести аналогичное пилотажное исследование на материале русскоязычного Интернета.
Его объектом стало изучение организации текстов электронных сообщений личной переписки, которые могут быть отнесены к разновидности электронного бытового дискурса.
Проведенный обзор исследований в плане установления гендерных особенностей электронного письма показал, что мужская речь была лексически богаче, а мужские предложения были длиннее. В свою очередь, женщины использовали больше глаголов, их предложения были короче, их лексические средства были менее разнообразны, а также в их речи прослеживалась более ощутимая тенденция заменять существительные местоимениями [28], [50], [52], [45], [54], [61].
В работе А. Коули и З. Тодд на материале писем электронной почты (исследовалась дружеская переписка) был установлен интересный факт, что проявление гендерных особеннстей связано не только с отправителем сообщений, но также и с их адресатом. Наиболее контрастно гендерные различия проявляются, когда отправитель и адресат имеют противоположные гендеры, т. е. когда женщина является отправителем, а мужчина получателем электронного сообщения [61, 380].
Проведя анализ литературных источников, мы установили, что данные по гендерным различиям, полученные в английском языке, как для обычного, так и для электронного письма в большинстве случаев практически совпадают.
Наше исследование проводилось в два этапа. Сначала предметом исследования стали стилеобразующие характеристики текстов личной электронной почты, которые могут быть отнесены к бытовому дискурсу.
Было отобрано 100 сообщений (авторы писем по половому составу делились поровну). Средний возрастной уровень авторов находился в промежутке от 30 до 40 лет. Родной язык – русский. Образование – высшее гуманитарное. Все письма могли бы быть отнесены к жанру дружеской (и в нескольких случаях полуофициальной) переписки. Характеристики адресата не учитывались, хотя в дальнейшем планируется социобиографические данные об адресате ввести в эксперимент в качестве контрольных параметров. Отдельно оговорим, что мы накладывали ограничение на длину сообщений. Они не должны быть слишком короткими, что достаточно часто встречается в текстах электронной почты. Длина текста отобранных писем в среднем колебалась от 150 до 200 словоформ. Для изучения были выбраны следующие идентификационные параметры текстов: средняя длина предложений, средняя длина слов, коэффициент лексического разнообразия, так называемые показатели hapax legomena и hapax dislegomena, коэффициенты, показывающие частоту слов, встреченных в тексте один и соответственно два раза. Эти параметры были отобраны нами в силу их легкой формализуемости, а, следовательно, и их вычисление можно было сравнительно легко автоматизировать. Сопоставительные данные из англоязычных источников, также свидетельствовали, что именно по этим параметрам наблюдаются самые существенные различия между мужскими и женскими текстами [28], [39].
В эксперименте при анализе полученных различий использовалась t-статистика.
Статистически значимыми получились следующие характеристики:
Второй этап был частью широкомасштабного эксперимента по изучению эффективности дистанционного обучения с учетом гендерной компоненты [35]. В рамках теоретической модели речевого сообщества (“community of practice”), предложенной Пенелопой Эккерт и Салли Макконел-Джинет [31] был проведен анализ особенностей электронной русскоязычной коммуникации.
Уточним, что в описываемой модели речевого сообщества гендер рассматривается как динамическая компонента любой коммуникативной ситуации и в тесной взаимосвязи с ней. При этом коммуникативная личность с учетом гендерного фактора описывается с позиции определенного речевого коллектива и той роли, которую она в нем исполняет. По мнению П. Эккерт и С. Макконел-Джинет, гендер в коммуникации является конвенциональным феноменом, который постоянно создается и воссоздается в социальном взаимодействии в определенном речевом сообществе, а, следовательно, он - перформативен.
Второй теоретической подход, используемый нами в этой работе, основывается на предположении, что именно деятельность, а не гендер, культура или группа индивидов должна стать исследовательским объектом (см. подробно [32]). Поэтому предметом для анализа была выбрана электронная коммуникация посредством форума и участия в электронной переписки с тьютором курса. Это электронное общение обеспечивает большей частью дистанционный процесс обучения через специально разработанную обучающую среду [2].
Материалом для исследования послужил банк данных почтовых сообщений слушателей, отправленных по электронной почте на форум (в этом случае они становятся доступны для прочтения и ответа всем слушателям курса), и лично тьютору, ведущему дистанционное обучение. Этот вид коммуникации является асинхронным. Средний возраст слушателей колебался от 30 – 50 лет. Родной язык практически для всех (за исключением 10 информантов) был русский. Образование высшее – гуманитарное или техническое. Общее количество информантов – 175 (100 женщин и 75 мужчин).
Для анализа был выбран ряд параметров – количество сообщений от каждого участника, количество вопросов от слушателей на форуме и количество ответов на них, количество сообщений - флеймов, количество использования графических средств передачи эмотикона (смайлики), частота использования этикетной лексики, которая характерна для деловой формы общения («здравствуйте», «с уважением», «уважаемый», «спасибо», «всего доброго», «добрый день» и т.д.), длина текстов, средняя длина предложений, средняя длина слов, коэффициент лексического разнообразия (TTR), так называемые показатели hapax legomena и hapax dislegomena, коэффициенты, указывающие частоту слов, встречаемых в тексте один и соответственно два раза.
В среднем длина сообщения колебалась от 50 до 100 слов, т. е. эти сообщения представляли краткие речевые объекты.
В этом эксперименте аналогично первому при анализе полученных различий использовалась t-статистика.
Статистически значимыми получились следующие характеристики:
По остальным показателям достоверных статистических различий найдено не было.
Итак, проведенный анализ лишь отчасти подтвердил данные, полученные на анализе материалов англоязычного дискурса, а также результаты, установленные при обычном (неэлектронном общении). Не подтвердились сведения, например о том, что мужчины более интенсивно участвуют в электронной коммуникации. У нас получилась картина прямо противоположная.
Однако данные по частоте вопросов и ответов на них, сообщений-флеймов, а также по количеству и частоте использования вежливой лексики косвенно вписываются в упомянутую ранее модель речевого поведения (женское коммуникативное сотрудничество и мужское коммуникативное соперничество), «смоделированную» по данным англоязычной электронной коммуникации. Полностью подтвердились и данные относительно использования эмотикона, что свидетельствует, что именно женскому электронному поведению свойственна большая эмоциональность, и это отнюдь не является стереотипом.
Сведения по коэффициенту лексического разнообразия и количеству слов с единичной и двоичной частотой встречаемости совпали с результатами анализа гендерных особенностей письменных текстов как русских, так и англоязычных.
В целом как теоретический анализ работ по гендерной компоненте в Интернет-пространстве, так и описанное двухэтапное исследование особенностей русскоязычной электронной коммуникации, позволили прийти к следующим предположениям:
Во-первых, в этом общении также может быть легко выделена гендерная составляющая. По всей видимости, некоторые различия в её проявлении могут быть объяснены за счет влияния коммуникативной культуры и/или языка. Косвенно подтвердилась и теория А. В. Кирилиной о различной степени проявления андроцентризма в разных языках [14, 165]. Пилотажные исследования (в основном данные, описанные Л. Ф. Компанцевой) показали, что русскоязычный Интернет не столь андроцентричен как англоязычный [21].
В этом плане могут быть крайне интересны кросс-культурные сопоставительные исследования гендерных аспектов электронной коммуникации. Многообещающим может стать также изучение лексических особенностей языка Интернета, его словообразовательных возможностей, использование графических и цветовых средств в электронной коммуникации в связи с его гендерной компонентой.
Во-вторых, необходимо учитывать и тот факт, что гендер при электронной коммуникации больше чем при обычной зависит от её формата, типа дискурса и временного параметра (синхронная/асинхронная).
В-третьих, был выделен ряд параметров по использованию эмотикона, организации словаря мужчины и женщины, которые не зависят от типа коммуникации или языка. Можно предположить, что по определенным параметрам гендер конвенционален и конструируется в зависимости от определенного спектра факторов, речевых практик и ситуаций общения, а по некоторым – универсален, воссоздаваем и тиражируем.
В-четвертых, в электронной коммуникации набор факторов и степень их влияние на проявление гендера отличается от обычной среды. Например, статусное положение участников или их возраст не столь сильно влияют на гендерную компоненту коммуникации, как профессиональная принадлежность или общая коммуникативная задача.
В-пятых, исследовательская модель речевого сообщества, предложенная П. Эккерт и Дж. Макконнел-Джинет является одной из наиболее продуктивных при изучении гендерных особенностей коммуникации в Интернет-среде [31].
И последнее: все результаты как на материале англоязычной электронной коммуникации, так и данные наших собственных экспериментов получены на выборке практически однородной в социальном отношении – объектом изучения стало вербальное поведение людей с высшим образованием, в основном из академической среды средних лет, умеющих пользоваться компьютером. Естественно для более всестороннего изучения гендерного фактора в электронной коммуникации требуется квотная пропорциональная выборка, отражающая намного более «пестрый» состав пользователей Интернета.
ЛИТЕРАТУРА
Примечания
[1] CMC (computer-mediated communication) (англ.) – общение, опосредованное компьютером.
[2] В парадигмальных рамках этой работы понятия электронная и виртуальная коммуникация являются взаимозаменяемыми, хотя некоторые авторы их разводят, противопоставляя, например, актуaльное электронное общение с конкретным собеседником с помощью Интернет-телефонии и, например, общение с неопределенным коллективом, с неизвестным воображаемым собеседником, называя его виртуальным [4, 44-35].
[3] Данный факт может быть также объяснен за счет распространения именно английского языка в сети (свыше 70%) [30, 218].
[4] Morf (=Male or Female) в переводе с англ.: «мужчина или женщина».
[5] Sorg (=straight or gay) в переводе с англ.: «натурал или гомик» (слэнг.).
[6] Ник (калька с английского) означает «прозвище, кличка». В данном контексте псевдоним и ник являются взаимозаменяемыми понятиями (прим. автора).
[7] to lurk (англ.) – скрываться , таиться, тайно подстерегать.
Горошко Е. И. Гендерные особенности русскоязычного Интернета // Наукові записки Луганського національного університету. Вип.5, Т.3 Серія “Філологічні науки”: Зб. наук. праць [Полі етнічне середовище: культура, політика, освіта]/ Луган. Нац. Пед. Ун-т ім. Тараса Шевченка. – Луганськ: Альма-матер, 2004.
|
|
| [ГЛАВНАЯ] [ПУБЛИКАЦИИ] [ПЕРСОНАЛЬНАЯ СТРАНИЦА] [БИЗНЕС] |