ЭВОЛЮЦИЯ КРИТИКИ [1]
краткий очерк.

Литературная критика, ведущая во Франции свое начало по преимуществу со времени Буало и Перроля [2], явилась в обособленном виде во второй половине 18-го столетия - вместе с Лагарпом во Франции, вместе с Аддисоном в Англии и с Лессингом в Германии. Она представляла тогда изучение писателей классических и современных с точки зрения личного вкуса; свойственного данному критику, а иногда определенной группе лиц, и с точки зрения известных, установившихся положений. Обыкновенно критик делал так, что приговор его включал в себя не только его личный взгляд, а вместе с тем взгляд многочисленных читателей; он обращался также к общим положениям предшествовавших критиков или мыслителей, вплоть до самого Аристотеля.

Писать о данной книге значило ответить на такие вопросы: нравится ли эта книга известному критику или нет? Нравится ли она тем многим, кто обыкновенно разделяет его мнение? Могла ли бы она понравиться известным авторитетным мыслителям, о мнении которых можно догадаться на основании их общих положений?

Этот род критики есть собственно единственный, который был в ходу в прошлом столетии и в начале настоящего. Всякий критик стремился отдать ему дань Библиографический отдел журналов и других изданий, отчеты о художественных выставках и о концертах составляются обыкновенно по этому типу. Сюда же надо отнести ряд полемических статей, отметивших собою появление в литературе роман­тизма и реализма, фельетоны, напр. те фельетоны г. Sarcey'a, в которых он защищает свои личные взгляды на театр, мнения парижской буржуазии и пр.

Несмотря на некоторое внешнее различие, сюда же надо отнести большинство так наз. “портретов” писателей; статьи Брюнетьера [3], большую часть исторических изысканий о литературе - таких, как главное произведение Низара, отмеченных печатью доктринерства.

Этот род критики предполагает в том, кто его практикует, начитанность, память, восприимчивый ум, вполне определенные, но ординарные наклонности, своего рода скром­ность, благодаря которой его суждения не могут расходиться с суждениями публики и потому ею принимаются.

Наряду с критическими очерками этого рода существовали и существуют другие очерки по поводу художественных пpoпзвeдeний; не имеющие ничего общего с предыду­щими.

В то время, как во Франции расцвела наука, и в частности история, Сорбонские профессора - особенно Кузэн и Виллеман, в основу своих критических суждений положили размышления по поводу жизни изучаемых писателей и нравов того времени, когда те жили. Вопрос об удовольствии, которое способно возбудить в читателей известное произ­ведение, ими оставлен. Они стремятся знать, каков сам автор, каков душевный склад, которому обязано произведение, и какова вся совокупность исторических, точнее говоря, общественных условий, среди которых оно появилось. Критик этого рода должен быть или биографом или историком. Исследования этого рода соединяются прежде всего и больше всего с именами Сен-Бёва и Тэна. Первый из них был по преимуществу критик-биограф, изучавший в писателе только то, что в нем было личного, индивидуального. Таков же Шерер. Совсем другое Тэн. Это - критик-историк; точнее говоря, он - критик-социолог, умевший углядеть в произведении и в авторе произведения эпоху, типичным представителем которой тот является. По этому пути пошли потом Мезьер и Дешанелль.

Метод, которого держался С. Бев, и цель, которую он преследовал, достаточно уясняются из его статьи “Chateau-briand juge par un ami intime”, в III томе его книги “Nouveaux Lundis”. С. Бев говорит, что он не может разбирать известное произведение “независимо от личности автора, который его написал”.

Он сожалеет - в июле 1862 г. - что наши научные знания еще слишком незначительны, а потому он убежден, что критика от тех, кто ею занимается, требует врожденных и исключительных способностей. Раз эти способ­ности есть, можно приступить к изучению данного автора, и для того, чтобы уяснить его, надо знать его непосред­ственное отечество, его род, его родителей и выводить его способности на основании способностей его предшественников. Когда это оказалось возможным, нужно сделать поверку показаний, собранным таким путем, изучая свойства братьев, сестер и всех его родных по нисходящей линии. Затем надо изучить его детство, его воспитание и, наконец, литературный круг, из которого он вышел. “Всякое про­изведение, изученное с этой точки зрения, в связи со всем, что его породило, - говорит С. Бев - приобретает и литера­турный, и исторический смысл... Для критика и для историка литературы необходимо быть учеником Бакона (т.е. следовать индуктивному методу); тогда лишь все его суждения приобретут известную основательность”. Так как С. Бев не отказывается и от оценки данного писателя, то он предлагает для этого сравнить его с его соперниками, с его учениками, отметить различные стороны его таланта, уяснить его отношение к наиболее важным вопросам и резюмировать в конце концов все это в формуле возможно боле точной и краткой. С. Бев старается обосновать два рода изысканий. С одной стороны, он хочет судить или ценить известного автора и в этом отношении он примыкает к той самой собственно литературной критике, о которой мы говорили раньше. С другой стороны, он хочет просто знать автора, без отношения к тому эстетическому наслаждению, которое способны вызвать его книги. И с этой целью он старается уяснить ce6е факторы, которые могли влиять известным образом на умственную жизнь писателя - т. е. физическую среду, фактор наследственности и воспитания.

Тэн в своих критических суждениях обнаружил чрезвычайно ясный и могучий ум; вооруженный наукой, способный и к широким обобщениям, и к тщательному изучению частностей, одушевленный делом новаторства - он сразу поднял критику до состояния науки. Он с самого начала отказался порицать или хвалить произведения и авторов, о которых ему приходилось писать. Занявшись известным писателем, он этим самым признает его заслуги и его достоинства, - затем он разрешает две задачи, которые в связи с произведением искусства всегда возникают в его уме. Первая задача касается отношения автора к его произведению, а вторая - отношения авторов к тому общественному строю, и условиях которого им приходилось творить. Вот благодарные задачи, которые впервые наметил Тэн и разработал в своих наиболее выдающихся произведениях - в “Истории английской литературы” и в “Философии искусства”.

В предисловии к первому из этих произведений Тэн объясняет, что его метод состоит в том, чтобы перейти от литературного произведения к физической личности автора, затем к его духовной личности и, наконец, к причинам, вызвавшим известный склад его психической организации. Эти причины, по мнению Тэна, лежат в определенной совокупности физических и социальных ycловий, окружавших автора, и могут быть разделены на три главных категории: 1) раса, 2) среда - физическая и остальная, 3) момент. Таким образом, он выдвигает закон взаимной зависимости между данным обществом и его литературой. Пере­брасывая естественным образом мост между историей и психологией и выдвигая тот глубокий взгляд, что из всех исторических документов наиболее важным является книга; и из всех книг наиболее важной является та, которая обладает наибольшей литературной силой, - Тэн проходит к следующему заключению, которое отлично резюмирует сущность его системы: “Я собираюсь написать историю ли­тературы и уяснить по ней психологию народа”.

Такова в общих чертах теория Тэна. В первой части “Философии искусства” он снова возвращается к одному из частных пунктов своей системы; и, оставив в стороне расу и физическую среду, он трактует опять о влиянии на всякого художника общественной и исторической среды. Он говорит о том - как то участие, которое художник принимает в деле своих современников, как подражание, как, наконец, невольная покорность в связи с советами, какие получает он, и наконец в связи с приемом, какой оказан его произведениям - как это все подавляет в его уме различные стремления, расходящиеся c общим характером данной эпохи, как это все препятствует по крайней мере проявиться им с надлежащею силою. Как эту систему, так и предыдущую он старается обосновать и выяснить на фактах.

Таким образом, Тэн пытается уяснить дух английской литературы на основании природных свойств англо-норманской расы. Греческая скульптура, голландская и фламандская живопись ему представляются так же, как точное отражение стран и эпох, которым они принадлежат.

В других своих произведениях, уже менее важных - в “Essnis de critique et d'histoire”, в “Tite Live”, вь ”La Fontaine”, “L'idealisme anglais” - Тэн продолжает и пытается усовершенствовать ту самую биографическую критику, с которой связано имя С. Бева; а вместе с тем, по отношению к отдельным личностям он прилагает и свою теорию - влияния расы, среды и прочих факторов. Исходя из того положения, что явления душевные, по образцу физических, всегда подчинены причинности, он очерчивает жизнь каждого писателя, которого он хочет изучать, рисует страну, где он родился; ту местность, где он жил; анализируя его произведение и отмечая его характерные свой­ства, он раскрывает этим самым душу автора и выражает сделанный им вывод в сжатой формуле. Так С. Симон, в его глазах, это “gentilhomme feodal, contraint а lа vie des course” честолюбивый, увлекающийся, художник по призванию... Тит Ливий - отличный оратор, вынужденный обстоятельствами писать историю. Бальзак - истый парижанин, сангвиник, с умом философским и вместе с тем мечтательным.

Все труды Тэна отмечены одним стремлением - рассматривать историю литературы в связи с психологией. Он старается уяснить сущность исторического метода и доказать, чти целая серия исторических документов, почти отброшенных, отлично может послужить для того, чтобы понять людей и прошлого, и настоящего времени. Поэтому он собирает факты, берет рассказы, анекдоты, исторические речи и литературные документы - излагает все это и уясняет, обобщает и заключает, стремится, одним словом, дать картину нравов, не делая оценки личностей, не защищая и не обвиняя. Он анализирует и уясняет - вместо того, чтобы хвалить; он резюмирует вместо того, чтобы порицать. Он изучает всякое произведение искусства, не само по себе, (non еn soi), а как характеристику, как символ, поясняющий человека и народ, который подлежит его изучению. Рассмотрев его красоты, отметив беспристрастно и, уклоняясь от оценки, ряд вызванных произведением эмоций, он смотрит на него, как на простое и удобное средство для того, чтобы узнать и душу автора, и душу его современников. Исходя из литературы, он приходит к выводам более глубоким даже, чем выводы истории, потому что он знает о характере душевных настроений, свойственных данному народу в данный момент. В области чисто научной критики Тэн пошел дальше всех. После “Истории английской литературы” в области научной критики не появилось ничего достойного особого упоминания.

Поль Бурже обнародовал “Психологические этюды” - книгу, достойную того, чтобы с ней познакомиться; но эти этюды не содержат в себе каких-нибудь оригинальных, научных взглядов. И кроме этого, те положения, которые он выставил; не обоснованы в достаточной степени. Очер­чивая писателя общими штрихами, по примру Тэна, Поль Бурже не озаботился обосновать главное положение своих этюдов, а именно, что писатели известной эпохи определяют характер следующей художественной эпохи. Статьи Леметра и Франка изобилуют множеством прекрасных, но мало значащих рассуждений. Статьи Жоффруа являются только оценкой; опыты Sarrazin'a, какова бы не была их заслуга, не достаточно глубоки по своему анализу. Вогюэ - по преимуществу нравоучитель в своих прекрасных этюдах о русских писателях. Художественная критика не обнаружила ни свойств научности, ни интереса в такой высокой сте­пени, как Тэн. Музыкальная критика, - если оставить в стороне некоторые труды но чистой эстетике, - и драматиче­ская критика не представляют тоже ничего выдающегося. Касаться иностранной критики тоже бесполезно - будь то труды Брандеса, который следует С. Беву; будь то английская критика, которая является теологической в лице Matthew Arnolds'a, исторической и риторической в лице Pater'a, эсте­тической у Vernon'a Lee и Symonds'a, идеалистической у Ruskin'a. Один Posuett в своей книге “Comparative litterature” освещает в несколько новом духе вопрос о худо­жественной морфологии и пытается выяснить, но к сожалению поверхностно, какое влияние производят различные формы общественной жизни на свойства литературы.

История развития эстопсихологии на этом и останавливается. Лучшие труды по эстопсихологии состояли в том, чтобы определить свойства художественных произведений, уклоняясь от их оценки, и чтобы уяснить душевную организацию их авторов, а также тех, типичным представителем которых является определенный автор. Отсюда видно, что эстопсихология есть наука, которая дает возможность от частных проявлений интеллекта перейти к самому интел­лекту и к группе интеллектов, нашедшей себе выражение в художественном творчестве. Все эти проявления интеллекта, все эти символические знаки, к числу которых отно­сятся книги, картины, партитуры, статуи, монументы и пр., заключают в себе элемент “прекрасного”, эстетического.

Но эстопсихология, анализируя произведения, стремится не к тому только, чтобы определить, в какой степени до­стигается это “прекрасное”, но чтобы знать, в каких формах оно проявляется, чем данное произведение оригинально и какова та сумма его свойств, благодаря которой можно заключать об известной душевной организации автора и ему подобных. Короче говоря, эстопсихология не ставит ceбе целью определить достоинство произведения и главные средства его архитектоники, потому что это задача чистой эстетики и литературной критики. Эстопсихология не имеет целью изучать произведение искусства, само по себе, ни с точки зрения его содержания, ни цели, ни построения. Она заботится единственно об отношении его особенностей к психологическим с одной и к общественным особенностям с другой стороны. Она интересуется произведением искусства, как символом, отметкой, разоблачением душевной и общественной организации.

Если эстопсихология принуждена иногда пользоваться известными положениями эстетики, то только как предварительными данными и в той же степени, как физика - за­конами механики.

Кроме этого, стараясь определить наиболее точным образом душевную организацию художника, она принуждена прибегать к общим положениям психологии. Стараясь ра­зобраться в общественных группах, типичным выразителем которых является художник, она принуждена обра­щаться к социологии и этнологии. И именно, между этими тремя науками: эстетикой, психологией и социологией нужно поместить область научной критики. Следующие страницы нашей книги будут посвящены тому, чтобы уяснить свой­ства этой науки и oтношение ее к другим наукам - как отношение активное, так и пассивное. Так как эстопсихология является еще наукой новой, не определившейся до­статочно ни в целом, ни в частях, то наша книга носит скорее характер программы, чем полного законченного сочинения.

КОММЕНТАРИИ

1.Желающих подробнее ознакомиться с эволюцией критики отсылаем к книге Брюнетьера “L'evolution des genres dans 1'histoire de la litterature” - tome I-er. Примеч. Переводч.
К тексту

2.Литературная деятельность Буало и Перроля относится к 17-му столетию. Нужно однако заметить, что вернее было бы относить начало французской критики к 16-му столетию, когда она появилась в лице Du Bellay и Scaliger'a. Критика Du Bellay может быть названа исключительно филологической. Прим. Переводч.
К тексту

3. Последние сочинения Брюнетьера заставляют смотреть на него несколько иначе чем предполагает Генекен. Прим. переводч.
К тексту

Э. Геннекен
Опыт построения научной критики
[Эстетический анализ >>]