Горошко Е.И.
Интернет-коммуникации в гендерном измерении
Статья опубликована в Вестнике пермского университета. Выпуск 3 «Язык – культура – цивилизация», Пермь, 2006, сс.219-229.
Аннотация: В статье анализируются гендерные особенности электронной коммуникации. Описываются теоретические основы и парадигма развития гендерных исследований Интернет-коммуникаций на Западе и становление этих исследований в СНГ. На основе теоретической модели социальной речевой практики в сопоставительном аспекте анализируются гендерные особенности вербального русскоязычного поведения в зависимости от формата коммуникации (письменная и электронная).
Проведенный эксперимент показал достаточно высокую эффективность использования выбранной модели, позволяющей описать особенности мужского и женского речевого поведения определенной социальной группы, осуществляющий определенный вид деятельности: была установлена связь между гендером, форматом общения, его синхронностью/асинхронностью и языковой личностью коммуниканта (родной язык и иностранный). Эксперимент также выявил неоднородность и неоднозначность влияния вышеперечисленных факторов на проявление гендерного параметра в речи, ещё раз акцентируя внимание на его крайней нестабильности и неоднородности. Требуется дальнейшее комплексное изучение гендерного параметра с учетом других коммуникативных факторов (подготовленное/спонтанное общение, количество участников, направленность общения и прочее).
В настоящее время в эпоху глобальных коммуникаций электронное общение становится постепенно самым популярным. И это общение аккумулирует в себя громадное разнообразие жанров, речевых практик, способов и форматов коммуникации (Иванов 2003). Уже можно говорить о возникновении как особого электронного письма, так и определенной коммуникативной среды, которую оно обслуживает. Некоторые лингвисты говорят также и о появлении виртуальной языковой личности (см. обзор Горошко 2005).
В англоязычной научной парадигме для определения нового электронного языка используются различные термины: е-language, netlingo, e-talk, geekspeak, netspeak, weblish (Thurlow 2001; Горошко 2005) и т. д., а коммуникативное пространство его использования называют КОК (компьютерно-опосредованной коммуникацией) (СМС) . Однако следует заметить, что как термин СMC используется двояко, обозначая как функциональную разновидность языка, так и особую коммуникативную среду.
На пост советском научном пространстве чаще употребляется термин язык Интернета (Трофимова 2004), а СMC обозначается как электронная коммуникация (Горошко 2004-2005, Макаров 2005) или же компьютерный или электронный дискурс (Галичкина 2001, Горошко 2005).
При этом некоторые российские лингвисты полагают, что с возникновением высоких технологий уже можно говорить об особой функциональной разновидности языка – языка, обслуживающего электронные средства коммуникации, к которым, прежде всего, относится язык Интернета и других глобальных электронных сетей, «…а также язык текстовых сообщений, передаваемых посредством других коммуникационных платформ: службы сообщения мобильных телефонов… язык сообщений по телексу, по системам межбанковских коммуникаций… и сообщений на базе некоторых других технических систем специального применения» (Иванов 2003: 791).
Л. Ю. Иванов в Справочнике по культуре русской речи также пишет, что язык средств электронной коммуникации можно на настоящий момент считать функциональной разновидностью русского языка в силу следующих причин.
Во-первых, сфера функционирования этого подъязыка четко отграничена от других сфер коммуникации, т. к. она осуществляется при помощи технических электронных средств и является всегда опосредованной ими.
Во-вторых, этот подъязык служит удовлетворению специфических коммуникативных целей (фатической цели – общение ради общения и т.д.).
В-третьих, этот подъязык «инициировал» возникновение новой системы мультимедийных жанров и жанровых форматов (Иванов 2003: 791; см. также Компанцева 2005; Вавилова 2003; Тираспольский, Новиков 2003).
В-четвертых, языковые средства этой функциональной разновидности языка характеризуются определенным набором уникальных (или практически уникальных) лексических и грамматических характеристик, которые легко выделимы, формализуемы и образуют единый прагматический комплекс (Иванов 2003: 791).
При этом Л. Ю. Иванов считает, что «электронный язык» является именно функциональной разновидностью языка, а не функциональным стилем, в силу целого ряда свойств, дифференцирующих понятие «стиль» от понятия «подъязык» или «разновидность языка». К этим свойствам относится значительное наличие нейтральных средств Литературного языка, как на периферии, так и в центре, и ненормативных средств языка, которые в этом аспекте приближают его к языку СМИ. Эта разновидность языка стилистически незамкнута и не может быть сведена ни к одному из функциональных стилей и других функциональных разновидностей языка. Этот язык нельзя связать ни с одной специальной сферой коммуникации или типом дискурса (научного, религиозного, образовательного и прочее). И эта разновидность языка наряду со специфическими зонами и функциями «обслуживает» и обыденное человеческое общение (Иванов 2003: 792).
Быстрота SMS (и в целом беспроволочных технологий) и наличие IM и ICQ постепенно стирает грань между онлайновой и оффлайновой коммуникацией. И эта тенденция наиболее четко проявляется в постоянно увеличивающемся использовании традиционных форматов СМС, чтобы установить непосредственный коммуникативный контакт. Эти программы упрощают электронную коммуникацию и «подстраивают» её под обычные коммуникативные цели. По мнению С. Херринг, основное внимание в изучении СМС смещается от изучения технологических инноваций к более пристальному рассмотрению факторов, которые заставляют людей пользоваться этими инновационными технологиями. И в дополнение к технологическому детерминизму, такие факторы как временной, причинный (знакомство с этими технологиями и их популяризация) в будущем потребуют глубокого теоретического осмысления и изучения (Herring 2004: 33-34).
Таким образом, человеческий фактор в этом направлении исследований должен выйти на первый план. Человек в электронной коммуникативной системе становится не менее значимым, чем собственно технологии. А, следовательно, и изучение всех сторон виртуальной личности (в т. ч. и гендерного параметра) может представлять определенный исследовательский интерес. И этот интерес возник практически через несколько лет после появления СМС.
В целом, изучение гендерных аспектов электронной коммуникации можно подразделить на несколько этапов:
1 этап (конец 80-х - начало 90-х годов прошлого века) может быть определен как гендерно - нейтральный. В это время считается, что анонимность и демократичность электронной среды будет способствовать стиранию гендерных и иных различий. Заметим также, что в то время Интернет был преимущественно мужским, т. к. в основном создателями и пользователями Интернета были мужчины (Kramarea & Taylor 1993; Herring 2000: 1). Однако примерно со средины последнего десятилетия женщины начинают всё более активно и активно пользоваться сетью, и становится очевидным, что эта среда отнюдь не гендерно нейтральна как предполагалось изначально.
2 этап (середина 90-х годов) всё больше и больше возникает исследований, посвященных изучению гендерного фактора в сети. Исследуются вопросы, связанные с доступностью сетевых ресурсов, изучается социально-демографическая специфика Интернет - аудитории, различия в структуре мужских и женских интересов использования Интернета, представленность мужских и женских сетевых образов, гендерные различия в структуре Интернет – активности, педагогические проблемы обучения посредством Интернет-технологий и прочее (см. подробно Войскунский, Митина 2005). И всё большее внимание уделяется гендерным особенностям сетевого общения.
По данным, приводимым О. В. Митиной и А. Е. Войскунским, женщины более тревожно и настороженное воспринимают электронное общение, однако именно женщины компенсируют свое одиночество посредством Интернет-общения более активно, чем мужчины (Там же: 208). И этот вывод вполне согласуется с результатами, полученными при обычной непосредственной коммуникации: для женщин общение более значимо, чем для мужчин и общительность «… дает высокую положительную корреляцию с переживанием счастья именно женщинами, но не обнаруживает такой же связи у мужчин» (Ильин 2002: 178).
В обзоре Ш. Текл и Дж. Морахан-Мартин, указывается также, что при общении в Интернете женщины занимают соглашательскую и подчиненную роль. Мужчины же доминируют в этом общении и более часто являются инициаторами новых тем для обсуждения. При этом, как и при обычном общении, женское речевое поведение более эмоционально.
Следует также заметить, что по данным именно электронного общения женщины (в отличие от повседневной жизни) «не страдают» повышенной речевой активностью и их сообщения и реплики значительно короче мужских. Инициируемые женщинами темы часто «повисают» в электронном пространстве, не находя поддержки и продолжения среди остальных участников электронного общения, либо встречают прямую и не всегда справедливую критику (Turkle 1995; Morahan-Martin 1998; цит. по Войскунский, Митина 2005: 208).
Было установлено также, что мужчины с помощью речевых средств стараются поддержать свой статус, чаще описывают действия или призывают к ним, а также обсуждают и/или сообщают факты. Большинство их суждений и высказываний решительны и безапелляционны, а некоторые ученые говорят о повышении вербальной агрессивности мужчин именно в электронном общении (Blum 1999).
Сообщения же женщин часто направлены на смягчение сложившегося в группе напряжения, на сохранение эмоционального комфорта и стабильности, а предлагаемые ими мнения высказываются в осторожной и гипотетичной манере. Правда, по некоторым данным, женщины в то же время сравнительно чаще, чем мужчины, инициируют неприятные обсуждения, скандалы и разборки («флейм» или «троллинг») (Turkle 1995; Morahan-Martin 1998; цит. по Войскунский, Митина 2005: 208).
При этом почти все исследователи признают, что гендерные особенности скорее являются тенденцией и носят вероятностный, а не инвентарный характер.
В теоретическом плане интересно также, что при анализе электронной коммуникации модели, распространенные для исследования обычного общения и языка, так называемые доминантная и дифференциальная , активно используются и для описания мужского и женского Интернет-общения (Горошко 2004б). В целом ряде работ было показано, что многие установленные особенности мужского и женского вербального поведения нашли свое подтверждение и в электронном общении. И эта электронная среда, в начале якобы такая демократическая, становится гораздо более патриархатной, нежели обычная (Herring 2003).
Однако при изучении этой среды были выявлены и новые «гендерные» факты: в отличие от обычной среды на проявление гендерного параметра в электронном общении сильно влияет формат (жанр) общения (электронная почта, чат, конференция и т. д.), режимы оффлайна или онлайна, направленность, и прочее (Горошко 2004). И в этой области исследований, как и в любой другой, изучающей гендерный параметр, остро встает вопрос «Каковы ресурсы электронного конструирования гендера и его воспроизведения?», «Как конструируется гендерная виртуальная идентичность?», «Что происходит с перформативными гендерными практиками?».
Наиболее изученными в плане проявления гендера в англоязычном электронном пространстве стали особенности вербального поведения в чатах и конференциях, а также проблемы электронного письма (см. обзор в Горошко 2004, 2005).
При этом многие исследователи осознали, что далеко не все особенности гендерного электронного общения могут быть вписаны в рамки дифференциальной или доминантной моделей (Weatherall 2002, Palomares 2004). И постепенно в научном дискурсе начинает происходить осознание того факта, что гендер – гораздо более сложный и слабо структурированный исследовательский объект. Приблизительно с конца 90-х годов создаются новые теории гендера, с помощью которых можно было бы описать всё разнообразие электронных гендерных практик.
3 этап (начало ХХI века) – с пониманием всей сложности феномена гендера для его изучения в электронном общении начинает использоваться новая методология и разрабатываются несколько иные концептуальные подходы, что, в целом, характерно сейчас всей гендерной парадигме в социальных науках (т. ч. и в области теории коммуникации и лингвистики).
На настоящий момент существует несколько подходов к изучению гендера в электронной коммуникации:
- Дискурсивный подход, когда гендер воспринимается, с одной стороны, по тому, как он конструируется из текстов и речи. С другой стороны, гендер сам по себе является социально конструируемым концептом – системой социальных смыслов, которые структурируют и предопределяют то, как мы смотрим и воспринимаем окружающий нас мир (Cameron 1992; 1996). В рамках этого подхода изучение языка воспринимается как социально конструируемый процесс. Язык не просто отражает социальные представления о гендере и природе гендерной идентичности, а скорее именно через язык гендер воспроизводится и получает свою значимость как социальная категория (Yates 2001).
- Этнометодологический подход, при котором первостепенное внимание уделяется тому, какие способы используют члены речевого сообщества, чтобы именно гендер структурировал их взаимодействие и был неотъемлемой частью окружающей их жизни. Конструктивистский характер гендера - того, что приобретается во взаимодействии – положен в основу этого подхода (Sussman & Tyson 2000).
- Перформативный подход, когда гендер рассматривается как результат или следствие многократных перформативных действий, осуществляемых в рамках определенного культурного контекста. По мнению Т. В. Барчуновой, важным аспектом перформативной теории гендера является стремление объяснить, как происходит изменение идентичности, при котором идентичность понимается как практика означивания, то есть, когда полагают, что принятые в данной культуре идентичности формулируются в результате «…обусловленного правилами дискурса, который встраивается во всепроникающие каждодневные акты означивания» (Butler 1990: 145; цит. по Барчунова 2002: 173; Savicki, Kelley, Oesterreich 1999)).
- Из концептуальной базы этнометодологии возник и подход в рамках речевого анализа (РА) со специфическим акцентом на изучении связи языка с социальным взаимодействием. Ключевым моментом в этом подходе является то, как показать каким образом производятся и понимаются действия, события, объекты. При этом в РА коммуникация рассматривается как совместное действие. В случае же письменных текстов под совместным понимается то, как люди понимают и интерпретируют общее знание. Особое внимание в рамках РА уделяется рассмотрению контекста. Считается, что контекст не предшествует интеракции. А такие социальные или контекстуальные факторы как гендер, возраст и этничность не рассматриваются как независимые, влияющие на речевое поведение, а считаются ресурсными, которые могут проявиться при определенных обстоятельствах (Baron 1986; Weatherall 2002: 110-121).
- Подходы в рамках теорий коммуникативной или речевой аккомодации (ТКА и ТРА), когда во главу угла ставится предположение о том, что язык является практически основным средством построения социальной идентичности.
- И разработанная на их базе социолингвистическая теория речевого сообщества (ТрС), когда исходят из того, что сообщества, занимающиеся одинаковой практикой (в т. ч. и речевой), как бы опосредуют отношения между социальной идентичностью и особенностями речи представителей этого сообщества (Eckert &McConnel-Ginet 2003; Herring, Johnson, DiBenedetto 1992; Holmes & Meyerhoff 1999). Заметим, что во всех подходах в рамках социолингвистики, социологии языка и теории дискурса язык рассматривается как своеобразное поле, на котором выражается и отражается идентичность человека.
Осознание всей сложности связи, существующей между языком и гендером человека и особенно реализация этой связи в СМС, привело некоторых ученых как к объединению и использованию нескольких подходов одновременно, так и к переработке уже существующих теорий с учетом факторов, по настоящий момент не затрагиваемых при исследовании электронной коммуникации. Например, в работе Николаса Паломареса «Гендерная схема, проявление гендерной идентичности и гендерно обусловленное использование языка» (2004) автор, используя теории самокатегоризации, гендерной схемы и гендерной роли и их предполагаемое влияние на гендерно специфичное использование языка при анализе текстов почтовых электронных сообщений, приходит к выводу, что мужские и женские особенности в электронной коммуникации проявляются при усиленном проигрывании мужской или женской роли участниками этой коммуникации (Palomares 2004: 582). Исходя из теоретического анализа взаимоотношений между гендером и электронной коммуникации, мы решили организовать свой собственный эксперимент по изучению гендерных особенностей электронной коммуникации.
При этом нас интересовали как структурные признаки самой электронной речи и её отличие от обычной, так и некоторые её дискурсивные характеристики.
Заметим, что в большинстве работ по изучению гендерных аспектов русскоязычной коммуникации практически нет работ, прогнозирующих или объясняющих гендерные особенности, каковы эти особенности, когда они возникают и по каким причинам. Теоретической основой для этого эксперимента была выбрана теория речевого сообщества (ТрС) или модель социальной практики, разрабатываемая в рамках социолингвистического подхода к анализу категории идентичность и категории гендер (Eckert & McConnel-Ginet 2003).
Под социальной речевой практикой мы рассматривали семестровое общение в рамках курса «Основы деловой коммуникации», читаемого автором этой работы студентам дневного отделения четвертого курса, специализирующихся в определенной предметной области (бизнеса и финансов). Язык обучения – английский. Количество активных участников курса – 50 человек (20 юношей и 30 девушек). Чтение курса проходило в двух форматах – очном (лекционном и практическом) и в дистанционном. Эта группа студентов рассматривалась нами как определенная модель речевого сообщества. В основу категориального критерия было положено участие в совместной речевой и социальной деятельности – обучение по одной дисциплине. Следует заметить, что характеристики сформированной нами группы за исключением знания родного и иностранного языка и пола, были достаточно однородны: все они были украинско-русские билингвы в возрасте 20-22 лет (выходцы из среднего социального слоя). Объектом исследования стало электронное и обычное вербальное общение, а предметом исследования – описание гендерных особенностей вербального поведения в зависимости от формата коммуникации (очная письменная и электронная).
Материалом для исследования послужили студенческие письма преподавателю с отзывом о прослушанном курсе, которые были рассмотрены нами как образцы письменной речи. Таких текстов было собрано 50 штук (20 мужских и 30 женских отзывов).
В качестве образцов электронной коммуникации были отобраны студенческие сообщения, отсылаемые на форум преподаваемого курса и на личную почту участников дистанционного общения. Для последующего анализа c помощью метода случайных чисел было отобрано также 50 сообщений. Половая пропорция была аналогичной.
Всего для анализа было отобрано 100 сообщений. Исследование проходило по нескольким параметрам – изучались мужские и женские особенности вербальной и электронной коммуникации и их отличия (если таковые существуют) от обычной.
В качестве контрольных параметров были отобраны следующие характеристики:
Первая группа характеристик включала структурные признаки электронных текстов:
- их длина;
- среднее количество слов в предложениях;
- индекс лексического разнообразия;
- показатели hapax legomena и hapax dislegomena, коэффициенты, указывающие частоту слов, встречаемых в тексте один и соответственно два раза.
Вторая группа характеристик включала «гендерные характеристики», т. е. речевые средства, которые, по литературным источникам, могут быть гендерно маркированы, т.е. больше/меньше использоваться мужчинами или женщинами, что может создавать определенный гендерный ресурс речевого поведения.
К гендерным характеристикам мы отнесли следующие признаки, которые были зарегистрированы в области электронной англоязычной коммуникации (Thomson & Murachver 2001; Colley & Todd 2002; Corney 2003):
- Наличие этикетной лексики (приветствий и/или обращений и прощаний);
- Количество личных местоимений, прилагательных и глаголов;
- Количество грамматических ошибок;
- Количество слов, начинающихся с Sorry и Apolog, употребляемых в извинительных конструкциях;
- Количество императивных конструкций, т.е. предложений со сказуемым – глаголом в форме повелительного наклонения;
- Количество слов, оканчивающихся на able, al, ful, ible, ic, ive, less, ly, ous .
Тексты, полученные от студентов в рукописном виде, были переведены в электронный формат и затем обработаны наряду с электронными сообщениями. Обработка текстов осуществлялась по специально разработанной компьютерной программе с выборочной случайной «ручной» проверкой.
Всего было сформировано четыре массива для обработки:
- Мужской массив обычных текстов;
- Женский массив обычных текстов;
- Мужской массив электронных текстов;
- Женский массив электронных текстов.
При обсчете текстов использовалась непараметрическая t-статистика.
В последние годы в математической статистике активно разрабатываются новые критерии оценки выборок не только из нормального, но из любого распределения. Эти критерии получили название непараметрических, потому что, в отличие от критерия t, их применение не требует вычисления характеристик (параметров) выборочных распределений - средней, дисперсии и других. Одним из таких непараметрических критериев является критерий Уилкоксона для сопряженных пар. С помощью него была произведена проверка достоверности различий текстов по всем предусматриваемым параметрам. Расчеты были выполнены на персональном компьютере, с использованием программы STATISTICA.
Все результаты по всем четырем массивам были сведены в матрицу с обозначением достоверно статистически различимых результатов, представленную в виде Таблицы №1:
Таблица №1
Статистические различия по
мужским и женским электронным и обычным текстам
№/ |
|
Массив мужских обычных текстов |
Массив женских обычных текстов |
Массив мужских электронных текстов |
Массив женских электронных текстов |
Наличие различий между электронными и обычными форматами |
1. |
Длина текстов |
+
|
+ |
+ |
+ |
+ |
2. |
Длина предложений |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
3. |
Индекс лексического разнообразия |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
4. |
Hapax legomena |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
5. |
Hapax dislegomena |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
6. |
Наличие приветствий и/или обращений |
- |
- |
+ |
+ |
+ |
7. |
Наличие прощаний |
- |
- |
- |
- |
- |
8. |
Количество личных местоимений |
- |
- |
+ |
+ |
+ |
9. |
Количество прилагательных |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
10. |
Количество глаголов |
- |
- |
- |
- |
- |
11. |
Количество грамматических ошибок |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
12. |
Количество слов, начинающихся с Sorry и Apolog, употребляемых в извинительных конструкциях |
- |
- |
+ |
+ |
+ |
13. |
Количество императивных конструкций, т. е. предложений со сказуемым – глаголом в форме повелительного наклонения |
- |
- |
+ |
+ |
+ |
14. |
Количество слов, оканчивающихся на able |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
15. |
Количество слов, оканчивающихся на al |
- |
- |
- |
- |
+ |
16. |
Количество слов, оканчивающихся на ful |
+ |
+ |
- |
- |
+ |
17. |
Количество слов, оканчивающихся на ible |
- |
- |
- |
- |
- |
18. |
Количество слов, оканчивающихся на ic |
- |
- |
- |
- |
- |
19. |
Количество слов, оканчивающихся на ive |
- |
- |
- |
- |
- |
20. |
Количество слов, оканчивающихся на less |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
21. |
Количество слов, оканчивающихся на ly |
- |
- |
- |
- |
- |
22. |
Количество слов, оканчивающихся на ous |
+ |
+ |
+ |
+ |
- |
Проведенный анализ показал следующее. Во-первых, такая характеристика как длина текста во всех слуаях оказалась статистически чувствительным параметром. Мужские тексты обычного формата были длиннее женских, в электронном формате наблюдалась противоположная картина. Примечательно и то, что мужские предложения были длиннее женских, и это никак не зависело от формата общения.
По индексу лексического разнообразия и коэффициентам hapax legomena и hapax dislegomena был получен стабильный результат – словарь женщин беднее. И на этот результат никак не влияет формат коммуникации. При этом, по данным вне зависимости от гендерного параметра, в англоязычной электронной коммуникации наблюдается «сужение» словаря в отличие от обычного письма (Yates 1996).
По наличию и количеству приветствий были получены различия между мужскими и женскими текстами только в электронном формате: женщинам свойственны более вежливые формы обращений и практически всегда в их электронных сообщениях присутствуют приветствия. В обычном письме не было зафиксировано никаких различий, и отчасти это может быть объяснено влиянием предложенного жанра письма – отзыв о курсе. Также не было получено статистических различий по частоте употребления прощаний, что противоречит данным других исследователей (Blum 1999; Colley & Todd 2002; Corney 2003).
По количеству использования форм личных местоимений гендерные особенности наблюдаются только в электронном общении: в женских электронных текстах их больше.
Статистически значимым параметром оказалась такая частеречная характеристика текстов как количество адъективных словоупотреблений: в обычном письме их предпочитают женщины, а в электронном – мужчины.
И мужчины в целом безграмотнее женщин вне зависимости от способов и форматов общения.
Женщины в электронном письме извиняются чаще мужчин, что подтверждается и другими исследованиями англоязычного электронного дискурса (Colley & Todd 2002; Corney 2003).
В электронном общении мужчины используют больше повелительных конструкций.
Также были получены статистически значимые различия по морфологическим характеристикам слов – использование лексики с определенными суффиксами.
Статистические показатели по гендерным различиям, полученные в электронной коммуникации, в целом были выше. Интересно, что из 22 анализируемых признаков по 8 (длина текстов, наличие этикетной лексики, по частеречной принадлежности, морфологическим особенностям слов и синтаксическим) вид общения – электронный или нет – влиял на гендерный фактор, и его влияние было значительным. Этот эксперимент показал чувствительность гендерного параметра как к виду коммуникации, так к её жанру и прочее, показывая его «конструируемый» характер в реализации речевых практик. Однако нужны дальнейшие исследования, чтобы проверить это предположение, т.к. объем выборки не позволяет прийти к каким-либо стабильным теоретическим выводам.
Проведенный анализ по изучению влияния гендерного фактора в электронной и обычной коммуникации в рамках теоретической модели речевых социальных практик показал достаточно высокую эффективность этой модели, позволяющую описать особенности мужского и женского речевого поведения определенной социальной группы, осуществляющий определенный вид деятельности.
Во-вторых, налицо связь гендерного параметра с форматом общения, языковой личностью коммуниканта (родной язык и иностранный) и языком.
В-третьих, проведенный пилотажный эксперимент показал неоднородность и неоднозначность влияния вышеперечисленных факторов на гендерный параметр. Требуется дальнейшее комплексное изучение гендерного параметра с учетом других коммуникативных факторов (подготовленное/спонтанное общение, количество участников, направленность общения и прочее).
Заметим также, что те исследователи, которые полагали, что СМС позволит убрать коммуникативное неравенство, не приняли и не принимают во внимание до сих пор тот факт, что социальные структуры и социальные практики не просто зависят от визуальных контактных знаков, но в большинстве случаев конструируются и разыгрываются посредством коммуникации. Природа СМС с её «индивидуалистичным» и отчасти анонимным набором социальных и коммуникативных связей в действительности благоволит именно развитию мужских коммуникативных тактик. В ситуации, когда практически любой человек в любое время может выйти на связь, большим преимуществом естественно будут пользоваться самые убедительные и настойчивые дискурсивные тактики речевого поведения (Yates 2001: 27).
Литература
Арестова О. Н., Войскунский А.Е. Гендерные аспекты деятельности в Интернет // Гуманитарные исследования в Интернете. - М.: Владос, 2000.
Барчунова Т. В. Перформативная концепция гендера // Словарь гендерных терминов. – М.: Информация XXI век, 2002.
Галичкина Е. Н. Специфика компьютерного дискурса на английском и русском языках. Дис. ... канд. филол. наук. – Астрахань, 2001.
Горошко Е. И. Изучение электронного дискурса в судебном речеведении // Зб. науково-практичних матеріалів конференції “Теорія та практика судової експертизи і криміналістики”. Харків: Право, 2004а. Вип. 4.
Горошко Е. И. Гендерные особенности русскоязычного Интернета // Наукові записки Луганського національного університету. Вип.5, Т.3 Серія “Філологічні науки”: Зб. наук. праць [Поліетнічне середовище: культура, політика, освіта]/ Луган. Нац. Пед. Ун-т ім. Тараса Шевченка. – Луганськ: Альма-матер, 2004б.
Горошко Е. И. Электронная коммуникация (постановка проблемы), Вестник Воронежского Государственного Университета. Серия: Филология, Журналистика, Воронеж, 2005, вып. 1.
Иванов Л. Ю. Язык интернета: заметки лингвиста // Словарь и культура русской речи. – М.: Азбуковник, 2000.
Иванов Л. Ю. Язык в электронных средствах коммуникации // Культура русской речи. – М.: Флинта – Наука, 2003.
Ильин Е. П. Дифференциальная психология мужчины и женщины. – СПб.: Питер, 2002.
Компанцева Л. Ф. Гендерные основы Интернет – коммуникации в постсоветском пространстве. – Луганск: Альма-матер, 2004.
Макаров М. Л. Жанры в электронной коммуникации quo vadis? // Жанры речи. – Вып. 4. – Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2005.
Митина О. В., Войскунский А. Е. Интернет в гендерном измерении // Введение в гендерные исследования. – М.: Аспект-Пресс, 2005.
Морган К., Морган, М. Половые различия в применении технологий // Гуманитарные исследования в Интернете. – М.: Владос, 2001.
Трофимова Г. Н. Языковой вкус интернет-эпохи в России: Функционирование русского языка в Интернете: концептуально-сущностные доминанты. - М.: Изд-во РУДН, 2004.
Халеева И. И. Гендер в теории и практике обучения межъязыковой коммуникации // Доклады Первой Международной Конференции «Гендер: язык, культура, коммуникация», МГЛУ, Москва, 22-23 ноября 1999г., - М: МГЛУ, 2001.
Adrianson, L., 2001. Gender and computer-mediated communication: group processes in problem solving. In: Computers in Human Behavior, 17.
Baron, D. Grammar and Gender. 1986. New Haven: Cambridge University Press.
Bing, J. M., Bergvall, V. L. 1996. Question of questions: beyond binary thinking. In: Rethinking Language and Gender Research, New York – London: Longman.
Blum, K. D. 1999. Gender Differences in Asynchronous Learning in Higher Education: Learning Styles, Participation Barriers and Communication Patterns // JALN, 3, 1.
Butler, J. 1999. Gender Trouble: Feminism and Subversion of Identity. New York: Routledge.
Cameron, D. 1992. Feminism and Linguistic Theory (2nd, ed.).New York: Palgrave.
Cameron, D. 1996. The language-gender interface: Challenging co-optation. In: V.L. Bergvall, J.M. Bing, & A.F. Freed (Eds.), Rethinking language and gender research: Theory and practice. New York – London: Longman.
Campbell, K. 1998. Gender and Facilitator Talk in CMC. In: JALN, 2 (1).
Cherny, L. 1994. Gender Differences in Text-based Virtual Reality. In: Cultural Performances: Proceedings of the Third Berkeley Women and Language Conference, Berkley, USA.
Coates, J. 1986. Women, men, and language: A sociolinguistic account of sex differences in language. New York: Longman.
Colley, A., Todd, Z. 2002. Gender-Linked Differences in the Style and Content of E-mails to Friends. In: Journal of Language and Social Psychology, 21, 4.
Corney, M. W. 2003. Analysing E-mail Text Authorship for Forensic Purposes, Master Thesis, Queensland.
Crawford, M. 1995. Talking Difference: On Gender and Language. London: Sage Publication.
Crowston, K., Kammerer, E. 1998. Communicative Style and Gender Differences in Computer-Mediated Communication, In: Cyberghetto or cybertopia: Race, Class and Gender on the Internet, London: Praeger.
Danet, B. 1996. Text as mask: Gender and identity on the Internet. Paper presented at the conference, Masquerade and Gendered Identity, Venice, Italy. Available: http://atar.mscc.huji.ac.il/~msdanet/mask.html.
Eckert, P., McConnel-Ginet, S. 2003. Communities of Practice: Where Language, Gender and Power All Live. In: Language and Society (Reader), UK (Firstly published in 1992).
Goffman, E. 1959. The Presentation of Self in Everyday Life, Garden City, NY: Doubleday Anchor Books.
Goroshko, O. Ig., 2004a. Gender Aspects in Learning by Distance versus Traditional in English for Special Purposes. In: Вісник національного університету ім. В. Каразіна, серія «Філологія», 635.
Goroshko, O. Ig., 2004b. Gender Aspects of Computer Mediated Communication. In: Проблеми та перспективи формування національної гуманітарно-технічної еліти. Зб. Наук. Праць. Вип.. 6(10). Харків: НТУ «ХПІ».
Gumperz, J. J. 1982. Discourse Strategies, Cambridge: Cambridge University Press.
Hall, K. 1996. Lip Service on the Fantasy Lines In: Gender Articulated: Language and Socially Constructed Self, New York & London: Routledge.
Henley, N., Kramarae, Ch. 1991. Gender, power and miscommunication. In: Miscommunication and Problematic Talk, Newbury Park: Sage.
Herring, S. 1992. Gender and Participation in Computer-Mediated Linguistic Discourse. Washington: Oak.
Herring, S. 1994. Gender Differences in Computer-Mediated Communication: Bringing Familiar Baggage to the New Frontier. Available: http://www.cpsr.org/.
Herring, S. 1996. Two Variants of an Electronic Message Schema. In: Computer-Mediated Communication: Linguistic, Social and Cross-Cultural Perspectives. Amsterdam: Routledge.
Herring, S. 1998. Virtual Gender Performances. Invited talk, English Department, Texas A&M University, College Station, TX, September 25.
Herring, S. 2000. Gender Differences in CMC: Findings and Implications. In: CPSR Newsletter, 18, 1.
Herring, S. 2001. Computer-mediated discourse. In: The Handbook of Discourse Analysis, Oxford: Blackwell Publishing.
Herring, S. 2003. Gender and Power in On-line Communication. In: The Handbook of Language and Gender Research, London: Blackwell Publishing.
Herring, S. 2004. Slouching toward the ordinary: current trends in computer-mediated communication. In: New Media and Society, London: Sage Publications.
Herring, S., Johnson, D. A., DiBenedetto, T. 1992. Participation in Electronic Discourse in Feminist Field. In: Locating Power. Proceedings of the 2nd Berkley Women and Language Conference, Berkley: BWLG.
Hills, M. 2000. You Are What You Type: Language and Gender Deception on the Internet. Bachelor of Arts with Honors Thesis, 2000.
Holmes, J., Meyerhoff, M. 1999. The Community of Practice: Theories and Methodologies in Language and Gender Research. In: Language in Society, 28.
Jaffe, M. J., Lee Y. E., Oshagan L. H. & H. 1999, Gender, Pseudonyms and CMC: Masking Identities and Barring Souls. Available: http://www.members.iworld.net/yessunny/genderps.html.
Kramarea, Ch., Taylor, H.J. 1993. Women and Men on Electronic Networks: a Conversation or Monologue? In: Women, Information Technologies, and Scholarships, Cambridge, MA: Cambridge University Press.
Lakoff, R. 1073. Language and Women’s Place, London: New York: Harper and Row.
Maltz, D. N., Borker, R. A. 1982. A Cultural Approach to Male-female Miscommunication. In: J.J. Gumperz (Ed.), Language and Social Identity, Cambridge, MA: Cambridge University Press.
McMenamin, G. R. 2001. Style Markers in Authorship Studies In: Forensic Linguistics, 8, 2.
Morahan-Martin, J. 1998. Males, females, and the Internet. In: Psychology of the Internet: Intrapersonal, Interpersonal, and Transpersonal, Cambridge, MA: Cambridge University Press.
Mulac, A. 1998. The gender-linked language effect: Does language difference really make a difference? In: Sex Differences and Similarities in Communication: Critical Essays and Empirical Investigations of Sex and Gender in Interaction, Mahwah, NJ: Erlbaum.
Mulac, A., Lundell, T. L. 1986. Linguistic contributors to the gender-linked language effect.In: Journal of Language and Social Psychology, 5, 2.
Nordestam, K. 1992. Male and Female Conversational Style. In: Int’l. J. Soc. Lang, 2.
O’Brien, J. 2003. Writing in the body. Gender (reproduction) in online interaction. In: The Gendered Cyborg, London: Sage Publications.
Rodino, M. 1997. Breaking out of Binaries: Reconceptualizing Gender and its Relationship to Language in Computer-Mediated Communication. In: Journal of CMC, 3 (3).
Palomares, N. A. 2004. Gender Schematicity, Gender Identity Salience, and Gender-Linked Language Use. In: Human Communication Research, 30, N4.
Paolillo, Jh. 1999. The Virtual Speech Community: Social Network and Language Variation on IRC. In: Journal of Computer-Mediated Communication, 1999, 3, 1.
Rosetti, P. 2003. Gender Differences in E-mail Communication. In: The Internet TESL Journal. Available: http://mypage.dirct.ca/p/prosett/online.html.
Savicki V. 1996. Gender Language Style and Group Composition in Internet Discussion Groups. Available: http://jcmc.huji.ac.il/vol2/issue3/savicki.html.
Savicki, V., Kelley, M., & Lingenfelter, D. 1996a. Gender and Small Task Group Activity Using CMC. Computers in Human Behavior, 12.
Savicki, V., Kelley, M., & Lingenfelter, D. 1996b. Gender, Group Composition and Task Type in Small Task Groups Using CMC. In: Computers in Human Behavior, 12.
Savicki, V., Kelley, M., & Lingenfelter, D. 1996c. Gender Language Style and Group Composition in Internet Discussion Groups. In: Journal of Computer-Mediated Communication. Available: http://jcmc.mscc.huji.ac.il/vol2/issue3/savicki.html.
Savicki, V., Kelley, M., & Oesterreich, E. 1998. Effects of Instructions on Computer-Mediated Communication in Single- or Mixed-gender Small Task Groups. In: Computers in Human Behavior, 14.
Savicki, V., Kelley, M., & Oesterreich, E. 1999. Judgments of Gender in CMC. In: Computers in Human Behavior, 15.
Spender, D. 1995. Nattering on the Net: Women, power and cyberspace, North Melbourne: Spinifex.
Stokoe, E. H., Smithson, J. 2001. Making Gender relevant: Conversation analysis and gender categories in interaction. In: Discourse and Society, 12.
Suler, J. 1996. E-Mail Relationships. Psychology of Cyberspace, Rider University. Available: Http://Www1rider.Edu/~Suler/Psycyber/Psycyber.Html.
Sussman, N. M., Tyson, D. H. 2000. Sex and Power: Gender Differences in Computer-Mediated Interactions. In: Computers in Human Behaviour, 16, 1.
Tannen, D. 1991. You just don’t Understand: Women and Men in Conversation, New York: Ballantine Books (Originally published in 1990).
Tannen, D. 1996. Gender Gap in Cyberspace. In: Newsweek, 123 (20).
Thomson, R., Murachver, T. 2001. Predicting Gender from Electronic Discourse. In: British Journal of Social Psychology, 40, 2.
Thorne, B., Henley, N. M. (Eds.) 1975. Language and Sex: Difference and Dominance, Rowley, MA: Newbury House.
Thurlow, C. 2001. The Internet and Language. In: Concise Encyclopedia of Sociolinguistics, New-York: Elsaivier.
Trias, J. V. 1998. Gender Differences in the Amount of Discourse on an Internet Relay Chat Channel. Summary pf Paper presented at Popular Culture Association, San Diego, CA.
Turkle, Sh. 1995. Life on the Screen: Identity in the Age of the Internet, London: Simon & Schuster.
We, G. 2002. Cross-Gender Communication in Cyberspace. Available: http://cpsr.org/cpsr/gender/we_cross_gender. 18.
Weatherall, A. 2002. Gender, Language and Discourse, London: Routledge.
West, C., Zimmerman, D.H. 1998. Women’s Place in Everyday Talk: Reflections on Parent-Child Interaction. In: Language and Gender: Reader, Oxford: Blackwell Publishing (Firstly published in 1987).
Yates, S. T. 1996. Oral and Written Linguistics Aspects of Computer Conferencing: A Corpus Based Study. In: Communication: Linguistic, Social and Cross-Cultural Perspective, Amsterdam: John Benjamins Publishing.
Yates, S. T. 2001. Gender, language and CMC for education. In: Learning and Instruction, 11.
Примечания
-
В русском языке постепенно входит в речевой оборот английская аббревиатура СМС (очевидно по аналогу с использованием аббревиатуры SMS для обозначения определенного формата мобильной коммуникации).
-
В 80-е годы для объяснения гендерных различий в языке, когда дефицитарная модель описания мужского и женского языка, рассматривавшая женский язык как некое отклонение от мужского варианта, явно устаревает, возникают два новых подхода, называемых доминантной и дифференциальной моделями описания гендерных различий в языке. В рамках первого подхода именно категориям власти и социального статуса отдается первенство при объяснении гендерных различий в стиле речи. Этот подход обычно связывают с именем Робин Лакофф, которая первая его использовала для описания и понимания «женского» языка (Lakoff 1973; Weatherall 2002). По Лакофф, женщины усваивают именно те речевые средства, которые выражают неуверенность, почтительность, гипервежливость, отсутствие давления и прочее в силу того, что они занимают маргинальное положение в обществе, обусловленное их низким социальным статусом. Этот статус предполагает почти нулевой доступ к средствам социальной власти и доминирования. И, следовательно, от женщин ждут именно такого речевого поведения, которое является прямым отражением их подчиненного социального статуса. Этим же объясняется и использование компенсаторных речевых практик. Естественно, не все женщины обладают низким социальным статусом, а мужчины, соответственно, - высоким. Заметим, что сейчас идеи Р. Лакофф кажутся сильным упрощением в оценке и понимании роли гендерного фактора в речи. Только «воздействием» власти нельзя полностью объяснить, почему женщины в различных ситуациях говорят по-другому чем мужчины и по-другому ли? Однако при всех своих упрощениях в рамках этого подхода были получены ценные данные о взаимоотношениях между властью и языком, и описана иерархическая структура самих гендерных отношений.
Вторая дифференциальная модель описания гендерных различий в языке была сформулирована в рамках социолингвистики при изучении проблем межэтнического общения (Gumperz 1982; Maltz & Borker 1982). Так, Даниель Мальц и Руфь Боркер в работе “Культурный поход к мужским и женским коммуникативным неудачам» (A Cultural Approach to Male-Female Miscommunication) одними из первых предположили, что кросс-гендерные проблемы являются лишь небольшой частью более общих сложностей в кросс-культурной коммуникации. По их мнению, мальчики и девочки воспитываются в двух различных культурах и, естественно, общаются как представители этих отличающихся друг от друга культур. Позже эта точка зрения преломилась в теорию гендерных субкультур в работах Д. Таннен и других (Tannen 1986, 1990). Подчеркнем, что культурный подход к объяснению гендерных различий, прежде всего, рассматривает их как культурные различия, препятствующие взаимопониманию и общению. И эти различия формируются в якобы по-разному воспитываемых группах детей и подростков – мальчиков и девочек, юношей и девушек. Эти по-разному организованные группы участвуют в различных видах деятельности, что и предполагает и обуславливает гендерные особенности в их речевых практиках. Однако дальнейшее развитие гендерных исследований показало, что этот подход явно преувеличивает роль сегрегации мужского и женского общества, и недооценивает роль других факторов, например, того же влияния фактора власти и социального статуса (Weatherall 2002: 73).
В рамках этих подходов была разработаны и теории женского коммуникативного сотрудничества и мужского коммуникативного соперничества, которые в последствии успешно использовались для изучения особенностей мужского и женского электронного общения в чатах, конференциях и электронных форумах (Blum 1999; Crowston & Kammerer 1998; Hall 1996; Herring 1993-2000; Savicki 1996; и т. д.).
-
Все материалы дистанционного курса расположены по адресу http://dl.kpi.kharkov.ua и размещены в специальной обучающей среде «Веб-класс «ХПИ»» (2002). Описание этой среды с её коммуникативными возможностями приведено в Goroshko (2004a, 2004b). Заметим, что режим обучения в формате дистанционного курса осуществляется в двух планах: в ознакомлении с материалами электронных лекций и в возможности обсуждения учебной проблематики по курсу с его тьютором в чатах и форумах, а также в электронной переписке с тьютором курса и другими учащимися.
-
Исходя из того, что вся коммуникация осуществлялась на английском языке, который для коммуникантам был неродным, то мы, следовательно, анализировали продукты речевой деятельности вторичной языковой личности (по формулировке И. И. Халеевой). Существует крайне «слабое» гипотетическое предположение, что гендерные особенности речевого поведения сохраняются как в родном, так и в неродном языке, но этот вопрос ещё требует своей дальнейшей серьезной доработки и уточнения (Халеева 2001).
-
По данным Малькольма Корни, именно количественные показатели по частотному использованию лексики с данными окончаниями служат своеобразными социолингвистическими фильтрами, позволяющими устанавливать пол автора электронной коммуникации (Corney 2003: 81).
-
«+» - означает наличие релевантных различий, а знак «-» - соответственно их отсутствие.
© Горошко Е.И.