Камчатнов А.М., Смирнов А.А.
Глава 1.1
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест...
Пушкин
Наиболее очевидное свойство чеховского героя - это его постоянная охота к перемене мест. Так, Лаевский ("Дуэль") сначала переехал на Кавказ, а на Кавказе вновь захотел уехать в Петербург. Ольга Ивановна ("Попрыгунья") с радостью уехала путешествовать по Волге, а там ее снова потянуло в Москву. Никитин ("Учитель словесности") переехал жить в дом своей молодой жены, оттуда ему захотелось вернуться в дешевые студенческие номера на Неглинной. Жизнь Иванова ("Иванов") состоит из перемещений между своим имением и имением Шабельских. На протяжении всей пьесы ("Три сестры") сестры томятся желанием вернуться в Москву.
Для самих героев это перемещение имеет гораздо большее значение, чем простое передвижение в пространстве. Герой обычно не переезжает откуда-то куда-то по делам службы или ради приятного отдыха, он бежит: "...теперь ей оставалось только одно: поскорее одеться и навсегда уехать из этого дома"(7,191)
; "...и тотчас же у меня явилось решение: не видеть их обоих, бежать от них, немедленно ехать домой..."(9,122); "Ей страстно хотелось жить, хотелось в Петербург"(10,219); "...меня нельзя было удержать, я сказала мужу, что больна, и поехала сюда" (10,132); "Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!"(8,332). Эти мысли, принадлежащие различным героям, показывают, что бегство имеет для героев большой субъективный смысл. Герой обычно бежит из такого места, которое гнетет его однообразием заведенного порядка жизни, узостью человеческих интересов, обезличенностью и пошлостью. Эффект однообразия создается тем, что повествование у Чехова разбивается ритмически повторяющимися событиями, поступками или словами, образующими как бы рефрен произведений. Например, в "Учителе словесности" ритмически повторяются слова старика Шелестова "Это хамство!", которым, как эхо, вторит ворчанье собачки Мушки "Ррр... нга-нга-нга", а в "Ионыче" таким рефреном являются чтение своих романов Верой Иосифовной, игра Екатерины Ивановны на фортепиано, "трагический" возглас лакея Павы "Умри, несчастная!". Другой, более тонкий прием состоит в том, что многие по существу единичные события подаются как многократно повторяющиеся посредством употребления при описании глаголов несовершенного вида вместо совершенного. Приведем один пример из рассказа "Анна на шее": в фойе театра Модест Алексеевич "...брал грушу, мял ее пальцами и спрашивал нерешительно:
- Сколько стоит?
- Двадцать пять копеек.
- Однако! - говорил он и клал грушу на место; но так как было неловко отойти от буфета, ничего не купивши, то он требовал сельтерской воды и выпивал один всю бутылку, и слезы выступали у него на глазах, и Аня ненавидела его все это время"(9,166).
Население этого места олицетворяет собой качества однообразия и неподвижности; высказывания этих персонажей представляют из себя поток штампов и трюизмов. Тот же Модест Алексеевич любил повторять, "что надо трудиться, что семейная жизнь есть не удовольствие, а долг, что копейка рубль бережет и что выше всего на свете он ставит религию и нравственность. И, держа нож в кулаке, как меч, он говорил: - Каждый человек должен иметь свои обязанности"(9,164). Высказывания Ипполита Ипполитыча (имя и отчество повторяются!) стали уже настоящим символом банальности и неподвижности мысли: "Теперь май, скоро будет настоящее лето. А лето не то, что зима. Зимою нужно печи топить, а детом и без печей тепло. Летом откроешь ночью окна, и все-таки тепло, а зимою - двойные рамы, и все-таки холодно"(8,318). "А в одежде спать нельзя. От этого одежда портится. Спать надо в постели, раздевшись..."(8,319). "Волга впадает в Каспийское море... Лошади кушают овес и сено"(8, 328). Специально анализу такого персонажа посвящен рассказ "Человек в футляре", где для образа жизни Беликова - воплощенной неизменности - Чехов нашел замечательную метафору -футляр. Беликов "был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в темном пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле ид серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. /.../ И древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни"(10,43). Пользуясь найденной Чеховым метафорой, мы будем называть таких персонажей - "персонаж-футляр".
Дом Обыденности и его всегдашний обитатель персонаж-футляр и порождают у героя стремление к бегству.
Поскольку убежать вообще нельзя, то чеховский герой находит другое место, которому он по контрасту с Домом Обыденности приписывает различные притягательные свойства. Ему кажется, что здесь он нашел красоту, изящество, благородство, чистоту, ум, - словом, все то, чего ему не хватало в Доме Обыденности. Условимся называть это место Домом Мечты героя. "После громадной пустой залы с колоннами мне было как-то по себе в этом небольшом уютном доме, в котором не было на стенах олеографий и прислуге говорили вы, и все мне казалось молодым и чистым благодаря присутствию Лиды и Мисюсь, и все дышало порядочностью"("Дом с мезонином", 9,177). Лаевскому "казалось, что он виноват перед своею жизнью, которую испортил, перед миром высоких идей, знаний и труда, и этот чудесный мир представлялся ему возможным и существующим не здесь, на берегу, где бродят голодные турки и ленивые абхазцы, а там, на севере, где опера, театры, газеты и все виды умственного труда. Честным, умным, возвышенным и чистый можно быть только там, а не здесь. /.../ Два года тому назад, когда он полюбил Надежду Федоровну, ему казалось, что стоит ему только сойтись с Надеждой Федоровной и уехать с нею на Кавказ, как он будет спасен от пошлости и пустоты жизни; так и теперь он был уверен, что стоит ему только бросить Надежду Федоровну и уехать в Петербург, как он получит все, что ему нужно.
- Бежать! - пробормотал он, садясь и грызя ногти. - Бежать! ("Дуэль",7,362-363). Первое, что бросается в глаза при чтении "Трех сестер", - это их стремление уехать в Москву:
"Ольга. Оттого, что я каждый день в гимназии и потом даю уроки до вечера, у меня постоянно болит голова и такие мысли, точно я уже состарилась. И в самом деле, за эти четыре года, пока служу в гимназии, я чувствую, как из меня выходят каждый день по каплям и силы, и молодость. И только растет и крепнет одна мечта...
Ирина. Уехать в Москву. Продать дом, покончить все здесь и - в Москву...
Ольга. Да! Скорее в Москву"(13,120).
Необходимо при этом отметить, что в кругозор героя попадают только положительные свойства данного места, которые отвечают его потребности в Доме Мечты; он видит только то, что хочет видеть. Поэтому представление героя о Доме Мечты является более или менее иллюзорным, что хорошо дает понять читателю повествователь, в кругозор которого входит нечто большее, нежели в кругозор героя. Избыток авторского видения проявляется у Чехова двояким образом:
1)повествователь и герой смотрят на одно и то же, но видят разное;
2)автор изображает два последовательных восприятия героем Дома Мечты (как в "Дуэли"), что дает возможность увидеть иллюзорность первоначальных представлений героя об этом месте как Доме Мечты.
Иллюстрацию первого случая возьмем из рассказа "Крыжовник". Николай Иванович Чимша-Гималайский всю жизнь протосковал в казенной палате(его Дом Обыденности). Эта тоска вылилась в мечту: приобрести имение и развести там крыжовник(его Дом Мечты); это напоминало бы ему о его прекрасном детстве(прообраз Дома Мечты). Со временем мечта осуществилась: "Брат Николай через комиссионера, с переводом долга, купил сто двенадцать десятин с барским домом, с людской, с парком, но ни фруктового сада, ни крыжовника, ни прудов с уточками; была река, но вода в ней цветом как кофе, потому что по одну сторону имения кирпичный завод, а по другую - костопальный. Но мой Николай Иванович мало печалился; он выписал себе двадцать кустов крыжовника, посадил и зажил помещиком" (10,60). В конце рассказа разница в кругозорах героя и рассказчика особенно наглядна: "Вечером, когда мы пили чай, кухарка подала к столу полную тарелку крыжовнику. Это был не купленный, а свой собственный крыжовник, собранный в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник молча, со слезами, - он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:
- Как вкусно! И он с жадностью ел и все повторял:
- Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, "тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман". Я видел счастливого человека..." (10,61).
Второй вид различий кругозоров автора и героя проиллюстрируем выдержкой из рассказа "Супруга", в котором герой, разочаровавшись в семейной жизни, по-новому глядит на старую фотографию: "Это была семейная группа: тесть, теща, его жена Ольга Дмитриевна, когда ей было двадцать лет, и он сам в качестве молодого, счастливого мужа. Тесть, бритый, пухлый, водяночный тайный советник, хитрый и жадный до денег, тёща - полная дама с мелкими и хищными чертами, как у хорька, безумно любящая свою дочь и во всем помогающая ей; если бы дочь душила человека, то мать не сказала бы ей ни слова и только заслонила бы ее своим подолом. У Ольги Дмитриевны тоже мелкие и хищные черты лица, но более выразительные и смелые, чем у матери; это уже не хорек, а зверь покрупнее! А сам Николай Евграфыч глядит на этой фотографии таким простаком, добрым малым, человеком-рубахой; добродушная семинарская улыбка расплылась по его лицу, и он наивно верит, что эта компания хищников, в которую случайно втолкнула его судьба, даст ему и поэзию, и счастье, и все то, о чем он мечтал, когда еще студентом пел песню: "Не любить - погубить значит жизнь молодую..."(9,99).
Но вот герой становится жителем Дома Мечты. Как же события развиваются дальше? С течением времени в сознании героя, в его восприятии активизируются отрицательные черты этого места, которых он раньше не замечал и которые приводят его постепенно к осознанию этого места как нового Дома Обыденности. Так, Маша Должикова ("Моя жизнь"), которой жизнь в городе наскучила "до отвращения", стала мечтать о жизни в деревне, о занятиях сельскохозяйственным трудом. Она показывает Полозневу свои книги: "- Это моя сельскохозяйственная библиотека. Тут и поле, и огород, и сад, и скотный двор, и пасека. Я читаю с жадностью и уже изучила в теории все до капельки. Моя мечта, моя сладкая греза: как только наступит март, еду в нашу Дубечню. Дивно там, изумительно! Не правда ли? В первый год я буду приглядываться к делу и привыкать, на другой год уже сама стану работать по-настоящему, не щадя, как говорится, живота"(9,237). Однако, поживя в деревне, столкнувшись с невежеством, воровством, непониманием со стороны мужиков, Маша начинает считать свою затею ошибкой: она "...теперь удивлялась, как это она, такая умная, воспитанная, такая опрятная могла попасть в этот жалкий провинциальный пустырь, в шайку мелких, ничтожных людей"(9,263).
Или Катя из "Скучной истории"; вначале она боготворит сцену и деятельность актера: "Театр - это сила, соединяющая в себе одной все искусства, а актеры - миссионеры"(7,270), а попав на сцену, она меняет свое мнение о театре и об актерах на противоположное: "Это табун диких людей, которые попали на сцену только потому, что их не приняли бы нигде в другом месте, и которые называют себя артистами только потому, что наглы"(7,272).
Точно так же в начале своего романа Никитин("Учитель словесности") пребывает в восхищении от дома, где живет его "предмет": "Ну, дом! - думал Никитин, переходя через улицу. - Дом, в котором стонут одни только египетские голуби, да и те потому, что иначе не умеют выражать своей радости!"(8,318). Не прожив с молодой женой и года, он записывает в свой дневник совсем другие впечатления: "Где я, боже мой?! Меня окружает пошлость и пошлость. Скучные, ничтожные люди, горшочки со сметаной, кувшины с молоком, тараканы, глупые женщины... Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости. Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!"(8,332).
Таким образом, герой вновь оказывается в исходном положении: он вновь живет в Доме Обыденности и у него опять появляется желание "бежать".
Если же герой сознает, что он оказался в исходной ситуации, пошел по второму кругу, то он начинает задумываться над своей жизнью. Ему непонятно, что превратило Дом Мечты в новый Дом Обыденности и тем самым ввергло его в прежнее состояние уныния, тоски и желания "бежать". Ему начинает казаться, что его жизнью движет "неведомая сила", "судьба", лежащая вне его жизни и непонятная ему. Так, Лаптеву в конце повести "Три года" непонятно, что мешает ему бросить и миллионы, и дело и уйти из ненавистного с детства амбара(см.9,90). "В сущности вся жизнь устроена и человеческие отношения осложнились до такой степени непонятно, что, как подумаешь, делается жутко и замирает сердце", - размышляет учительница Марья Васильевна из рассказа "На подводе"(9,338). А Коврин в конце рассказа "Черный монах" испытывает ужас перед той "неведомой силой", которая, как ему кажется, распоряжается его жизнью: сидя в гостиничном номере, "он мельком взглядывал на дверь, как бы боясь, чтобы не вошла в номер и не распорядилась им опять та неведомая сила, которая в какие-нибудь два года произвела столько разрушений в его жизни и в жизни его близких"(8,255) .
Итак, внешним сюжетным выражением судьбы героя является движение от Дома Обыденности к Дому Мечты, который превращается затем в новый Дом Обыденности и из которого герой "бежит" в новый Дом Мечты, а внутренним - переход от иллюзии к ее разоблачению и новой иллюзии или представлению о "неведомой силе", распоряжающейся жизнью героя.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Цит. по изд.: Полн. собр. соч. и писем в 30 тт. Соч. в 18 тт. Первая цифра означает том, вторая - страницу.
2. См. о "неведомой силе" еще в рассказах: Неприятность"(7,155), "Страх"(8,130-133), "Супруга"(9,99), "Анна на шее"(9,171).