Русское правописание может в настоящее время привлекать к себе внимание по двум причинам: во-первых, в связи с вопросом о его реформе, поднятым - и не впервые - уже десять лет тому назад, и, во-вторых, в связи с вопросом о методах обучения ему,- вопросом, который в последние годы особенно выдвинулся благодаря успехам экспериментальной дидактики и, может быть, не без влияния того оживления, которое было вызвано в педагогическом мире вопросом о реформе.

Правильному отношению к обоим указанным вопросам практики мешает постоянно встречающийся у нас в образованном обществе недостаток известных теоретических сведений, а именно, правильного, т.е. научного, понимания явлений языка и отношения их к письму. Это плод обычной постановки преподавания грамматики в нашей средней школе с давних пор. Когда-нибудь, когда уничтожится пропасть между грамматикой школьной и научной, устранится и этот недостаток: общее образование не будет заключать в себе превратных понятий о языке наряду с правильными сведениями в других областях знания: но пока этот недостаток существует, он мешает правильно судить и разбираться в тех вопросах, которые так или иначе связаны с языком.

В самом деле, захотим ли мы судить о том или ином проекте реформы или о том или ином приеме обучения правописанию, нам одинаково необходимо ясно понимать, в чем цели и свойства всякого правописания, в каком отношении стоят буквы русского письма к звукам русского языка и, наконец, в чем заключается грамотность, как уменье правильно читать и писать слова.

Общедоступному изложению этих теоретических основ и посвящен главным образом мой очерк, переработанный из читанных мною лекций, организованных московскими педагогическими курсами летом 1911 г. Важнейшим я считаю выяснение отвошения букв к звукам, так как именно в этой области, как убеждает меня собственный опыт преподавателя русского языка в средней и высшей школе, глубже всего укореняются те превратные представления о языке, о которых говорилось выше.

Что же касается одного из практических вопросов, вопроса о преподавании правописания, то я затрагиваю его лишь постольку, поскольку он непосредственно связан с теоретическим изложением, и, не считая себя специалистом в первоначальном обучении, воздерживаюсь от любых практических указаний в этой области.

По другому вопросу, о реформе правописания, мне представляется полезным изложить вкратце ход дела и главнейшие основания за и против реформы,-в особенности в виду того, что мы, может быть, стоим накануне новых шагов в этом деле (в 1910-11 гг. возобновлены работы орфографической подкомиссии при академии наук, прерванные в 1904 г.), но я, хотя и сторонник упрощения русского правописания, не ставил себе прямой целыо его пропаганду здесь, в этом очерке, и старался быть вполне обективным. Поставив себе главной целью в этой книге изложение теоретических основ, я не желал бы мимоходом навязывать своих мнений по вопросам практики. Но я вовсе не хочу их и скрывать: мне представляется светлым будущее нашей школы, когда учитель, усвоив рациональные методы, приложит их к обучению упрощенному правописанию.

Однако я думаю также, что ценнее усовершенствования самого правописания усовершенствование в понимании его природы; само оно не может быть научным или ненаучным, но отношение к нему может быть ненаучным и тогда мешать и деятелю реформы и преподавателю. Своей книгой я желал бы только помочь — тому, кто в этом нуждается, — усвоить правильный взгляд на взаимные отношения письма и языка. А это, между прочим, лучшее введение и в приобретение научных сведений о самом языке.