Камчатнов А.М.
Об усовершенствовании церковнославянского перевода Св. Писания.
Тема статьи предлагает ответ на два вопроса: 1) нуждается ли церковнославянский перевод в усовершенствовании и 2) если нуждается, то каковы способы этого усовершенствования?
Ответ на первый вопрос можно найти в истории славянского языка.
Древний церковнославянский язык, называемый еще старославянским язком, существовал с IX по XI век. Создание этого первого литературного языка славян было подвигом просветительской деятельности первоучителей славянства свв. братьев Кирилла и Мефодия, а также их последователей. При переводе богослужебных книг Кирилл и Мефодий руководствовались пословным принципом, тем не менее их перевод отличался точностью, верностью духу подлинника, ясностью и выразительностью при большей или меньшей свободе переложения. Они умели прислушиваться как к духу подлинника, так и к требованиям славянской грамматики. В X в. один из выдающихся переводчиков той эпохи, Иоанн экзарх Болгарский, переведший в частности «Беседы на Шестоднев» св. Василия Великого, прямо утверждал смысловой принцип nepeвода:
.
В XI в. вместе с принятием христианства славянский язык был перенесен на древнерусскую почву, где начался новый период его развития. Благодаря существовавшей тогда близости южнославянских и восточнославянских языков для древнерусских книжников, как писал акад. А. А. Шахматов, славянский язык не был чуждым, они обращались с ним как со своим достоянием. Как показали исследования И. В. Ягича, Г. А. Воскресенского, Л. П. Жуковской и других, в списках Евангелия XIV вв., написанных в Древней Руси, встречается множество разночтений лексического и грамматического характера. В этих разночтениях угадывается, ощущается дыхание живого литературного языка: если не нравилось писцу то или иное слово или оборот, он заменял его на другое, которое считал более точным или выразительным, то есть поступал так, как поступаем и мы, когда пишем или переводим.
Новый период в истории славянского языка (XIV-XVII вв.) характеризуется двумя моментами. Во-первых, из-за разделения русской территории между двумя государствами возникло два центра восточнославянской образованности — Москва и Киев. Во-вторых, после XV в. произошел постепенный разрыв между живым разговорным и литературным языками. Живая жизнь славянского языка прекращается; исправление богослужебных книг стало носить чисто ученый характер; новые переводы стали более строгими в отношении к букве оригинала: таков, например, Чудовский Новый Завет, перевод которого традиция усвояет митрополиту московскому Алексию.
Kак писал кн. Н. С. Трубецкой? в XVII в. «после присоединения Украины такое сосуществование двух традиций церковнославянского языка стало невозможным. Должна была наступить унификация. Процесс этот протекал небезболезненно: всем известно, сколько бури вызвало исправление московских богослужебных книг по львовским и киевским образцам и деятельность в Москве киевских ученых. Как бы то ни было, с XVII в. киевская традиция церковнославянского языка одолела московскую, вытеснила ее в старообрядческое подполье, а сама воцарилась в Москве, сделавшись отныне общерусской».
Говоря о борьбе двух традиций, нельзя представить дело так, будто правильная традиция вытеснила неправильную или наоборот. Главное, на наш взгляд, в том, что обе традиции объединяло, несмотря на многообразные частности, которые их разделяли и вызывали бурю протеста со стороны московских книжников; объединяло же их стремление подчинить славянский перевод Св. Писания в максимально возможной степени букве греческого оригинала, в чем мы убеждаемся при сравнении древних их списков Нового Завета. Нельзя не отметить, что киевские ученые книжники пошли по пути грецизации перевода дальше своих московских собратьев.
В этой тенденции к грецизации, к подчинению не духу, а букве, в стремлении 
, что, безусловно, и 
, и заключается ответ на первый вопрос: церковнославянский перевод нуждается в совершенствовании, потому что 
.
Каковы же пути совершенствования церковнославянского перевода? Меньше всего мы должны в этой работе поддаваться духу революционизма, зуду тотального реформаторства, стремлению утвердить свое собственное Я во что бы то ни стало.
Мы приведем несколько примеров редактирования славянского перевода, на основе которых попытаемся затем сформулировать некоторые выводы о принципах редактирования. Фактический материал для этих примеров извлечен из издания: Воскресенский Г. А. Древнеславянский Апостол. Вып. 1-5. Сергиев Посад, 1892-1908.
В 1 Послании Коринфянам, по тексту синодального Нового Завета (далее СНЗ), ап. Павел пишет: 
(1 Кор. 8: 1). Словом 
переведено греч. слово 
. Глагол ‘иметь о себе чрезмерно высокое мнение, зазнаваться’ (СлРя XI-ХVII вв. 7, 143) образован от сущ. кика ‘волосы, чуб’; ср задирать нос). Греч. восходит к и.-е. *pheu- / *phu- ‘дуть, пыхтеть’ и восходит к слав. puchati (см. Boisacq, 1042-1043). Таким образом, получается, что славянский разум кичит, то он задирает чуб, а когда греческий разум 
, то он пыхтит, надувается. Иначе говоря, славянское зазнайство отождествляется с задиранием чуба, а греческое — с пыхтением, надуванием. В переводе митрополита Алексия это место Послания выглядит несколько иначе: 
... Корень этого слова дъм- происходит из праслав. *dŭm-/*dūm-, который восходит к и.-е. *dhu- ‘колебать воздух, быть в сильном движении’ (Преображенский. 1, 206), оно родственно лат. fumus ‘дым’, греч. 
‘дух, душа’, 
‘курю, дымлю’, ‘фимиам’; из этого же праслав. корня происходит и русск. дым, дуть. Употребление слова в Чуд. Н. З. означает, что смысл тщеславия отождествляется с надуванием, раздуванием. Легко отсюда увидеть, что 
соответствует греч. не только по смыслу (как и ), но и по внутренней форме, то есть по образу понимания смысла. Из этого следует, что перевод 
можно считать наиболее точным.
Для оценки перевода важно еще учесть то, что ап. Павел противопоставляет разум и любовь (
) и соответственно их предикаты — 
. Нельзя не видеть, что именно глагол со значением дуновения, веяния, то есть призрачности — наиболее ясно противостоит основательности домостроительства. Поэтому и в церковнославянском переводе целесообразно принять вариант митр. Алексия, чтобы также выразить противопоставление разума и любви противопоставлением дыма и глины (корень 
‘глина’). Таким образом, лингвистический анализ ведет нас к такому толкованию этого высказывания ап. Павла: призрачны, как дым, надежды построить что-либо, основываясь на одном разуме, только любовь строит основательно; эту мысль апостол развивает далее в стихах 2-3.
В русском синодальном переводе знание надмевает, а любовь назидает вызывает возражение употребление слова назидать, ибо в современном русском языке оно значит ‘поучать, наставлять’ и не может быть эквивалентом греч. 
. Перевод всемирного библейского переводческого центра (ВБПЦ) «Знание заставляет людей раздуваться в гордости, любовь же помогает людям становиться сильнее» явно неудачен не только из-за своего многословия, отсутствия чувства стиля, но и из-за отсутствия общего основания для противопоставления гордости и силы.
В Послании к Римлянам ап. Павел пишет: 
(Рим. 2: 9 — СНЗ). В Чуд. НЗ для перевода греч. 
вместо слова 
использовано слово 
. Греч. образовано от глаг. 
‘жать, давить, теснить, сжимать, мучить, обижать’ и означает ‘давление, мучение, угнетение, горе’ (Вейсман, 609). Таким образом, идея страдания, горя в этом греческом слове выражена через отождествление с механическим давлением. Слово родственно греч. 
‘заставляю съеживаться’; весьма вероятно общее происхождение существительного , прилагательного 
‘иссохший, заскорузлый, кривой’ и глагола 
‘сохнуть, морщиться, коробиться, сжиматься’ (Фасмер. III, 651). Таким образом, идея страдания в данном случае также выражена через отождествление с механическим воздействием.
В словах и 
идея страдания выражена через отождествление с воздействием огненной стихии: печаль — то, что печет, горе — то, что жжет.
Итак, все четыре слова — скорбь, печаль, горе, выражают одну идею страдания, но выражают ее по-разному, причем наиболее близкими по способу выражения являются слова и . Поэтому в данном случае церковнославянский перевод усовершенствования не требует. В русском синодальном переводе также употреблено слово скорбь, в переводе ВБПЦ — слово горе, что допустимо, хотя этот вариант менее точен.
В Послании к Римлянам ап. Павел пишет об Аврааме:
(Рим. 4: 18 — СНЗ); этот же вариант перевода в Толковом Апостоле 1220 г., и в Геннадиевской Библии 1499г. Чудовском НЗ и Толстовском Апостоле XIV в. иной вариант: 
...; греч. 
Это место толкуется так: «Обстоятельства были совсем не таковы, чтобы Aвраам мог надеяться на исполнение обетования Божия о рождении у него сына: он и жена были уже так стары, что, по естественному порядку не могли иметь детей». Таким образом, в этом месте можно усмотреть противопоставление надежы и веры: надежды не было, но Авраам верил в обетование Божие как бы независимо от надежды, сверх надежды — 
. Это значит, что надежда связана с естественным порядком вещей, а вера — со сверхъестественными возможностями Бога. Эту мысль ап. Павел мог бы выразить так: 
, то есть «сверх надежды поверил». Однако он употребил слово 
дважды: 
, из чего можно сделать вывод, что апостол различал два вида надежды: один вид — это надежда на естественный порядок вещей; другой вид — это надежда на Бога, твердая уверенность, что естественный порядок может быть изменен вмешательством силы Божией. Однако в греческом языке, по-видимому, не нашлось двух разных слов для выражения этих оттенков надежды, и их различие выражено, на наш взгляд, довольно неуклюже, при помощи предлогов 
. В двух славянских переводах также использовано одно слово: или 
, или 
. Есть ли разница в образе понимания одной и той же идеи, выраженной этими словами?
Ст.-сл. , русск. надежда происходит из праслав. *na-dedia от на и дети; ср. ст.-сл. 
‘кладу’ (Фасмер. III, 37); оно родственно др.-рус. 
‘прибавление, присоединение’, 
принадити ‘прибавить, присовокупить’, словен. nada ‘надставка, стальная надковка’, болг. надю ‘пришиваю надставку’, русск. диал. надить (соху) ‘точить лемех’ (Преображенский. 1, 590). Таким образом, идея надежды в слове надежда отождествляется с определенными действиями человека — налаганием чего-либо на что-либо с какой-то целью: заплаты на ветхую одежду, чтобы она была крепче, стальной надковки на деревянный лемех, чтобы он был тверже и острее. Понятно, что результаты таких действий могут быть только вероятными; отсюда пословицы типа надейся добра, а жди худа; жить надейся, а умирать готовься; на Бога надейся, а сам не плошай.
Слово упование достоверной этимологии не имеет; возможно, таково мнение В. Пизани, оно является древним заимствованием из немецкого языка: hoffen ‘надеяться’ (Фасмер. IV, 164). Однако сравнительный анализ употребления слов надежда и упование в Св. Писании позволяет сделать вывод о том, каков образ понимания идеи надежды в этом слове. Слово встречается в Св. Писании несравненно чаще, чем , причем последнее употребляется главным образом тогда, когда речь идет о чем-то естественном и земном, например: 
(1 Кор. 9: 10 — СНЗ). Слово же употребляется тогда, когда речь идет о Боге, Христе, Его обетованиях; особенно часто таково употребление этого слова в Псалтири:
Из этих и многих других примеров, которых мы здесь не приводим, можно путем индукции сделать вывод, что слово выражает надежду прежде всего и главным образом на силу Божию, а не на естественный ход событий и порядок вещей.
Итак, ап. Павел из-за того, что в греческом языке было одно-единственное слово , с трудом мог выразить различие между двумя оттенками идеи надежды; о том же, насколько важны были для него эти оттенки, свидетельствует тот факт, что он в том же Послании к Римлянам счел необходимым специально разъяснить, что такое истинная :
подлинное упование есть упование невидимое. В церковнославянском языке эти оттенки очень удачно выражаются синонимами и , поэтому только нечувствием семантического различия этими словами можно объяснить то, что в обеих редакциях перевода употребляется какое-то одно слово: 
. То же нечувствие и рабскую зависимость от оригинала проявили и русские переводчики. В русском синодальном переводе: Он сверх надежды поверил с надеждою..; в переводе ВБПЦ: Надежды не было, но Авраам верил в Бога и потому все же надеялся. Потому-то он и стал отцом множества народов; в парижско-брюссельском переводе: вопреки надежде, с надеждою поверил..; в переводе В. Н. Кузнецовой: И Авраам с надеждою — хотя не было никакой надежды — поверил...
На основании сказанного мы предлагаем такую редакцию перевода на церковнославянском русском языках: :
– Он вопреки надежде с упованием поверил, что станет отцом множества народов.
Мы имеем даже дерзновение утверждать, что в такой редакции перевода мысль ап. Павла выражена лучше, чем в самом греческом оригинале.
Подводя итог всему сказанному, можно сказать следующее. Церковнославянский перевод Св. Писания нужно и можно совершенствовать. Для этого нeoбxoдимо, во-первых, тщательное изучение текстов Св. Писания и их критическое издание, так как эти тексты хранят множество вариантов перевода, которые являются ценным источником для филологических наблюдений и выводов. К сожалению, у нас есть пока всего два критических издания текстов Нового Завета — Евангелия от Марка и первых пяти Посланий ап. Павла, выполненных в конце XIX – начале XX века учеником И. И. Срезневского, профессором Московской Духовной Академии Г. А. Воскресенским. Ясно, что без продолжения этой работы ни о каком усовершенствовании церковнославянского перевода не может быть и речи. Во-вторых, необходимо привлечение всех данных современной лингвистики, в особенности сравнительно-исторического языкознания, этимологии и исторической лексикологии. Наконец, в-третьих, философское обоснование того, как возможен перевод, ибо этот вопрос, по словам о. С. Булгакова, остался незамеченным лингвистами; используемые нами понятия духа и буквы слишком неопределенны, чтобы хоть в какой-то степени претендовать на роль теоретического основания. На наш взгляд, перевод есть частный случай герменевтического искусства и потому свое обоснование может получить в рамках теории лингвистической герменевтики.
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
Вейсман — Вейсман А. Д. Греческо-русский словарь. СПб., 1899.
ВБПЦ — Всемирный библейский переводческий центр.
СлРя XI-ХУИ вв. — Словарь русского языка XI-ХVП вв. Т. 7. М., 1980.
Преображенский — Преображенский А. Г. Этимологический словарь pyccкого языка. Т. I-II. М., 1958.
Фасмер — Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I-IV. М., 1987.
Boisacq — Boisacq E. Dictionaire étymologique de la langue grecque. Paris, 1938.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Первая публикация: Ежегодная Богословская Конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского института. Материалы 1992-1996 гг. М., 1996. С. 136-140.
- Цит. по: Калайдович К. Ф. Иоанн экзарх Болгарский. М., 1824. С. 129-132.
- См.: Шахматов А. А. Очерк Современного русского литературного языка. 4-е изд. М., 1941. С. 236-243.
- Трубецкой Н. С. Общеславянский элемент в русской культуре. Вопросы языкознания. 1990. № 2. С. 131.
- Толковая Библия. Т. 10. СПб., 1912. С. 437.
- Булгаков С. Н. Философия имени. Париж, 1953.