В этом разделе будут рассмотрены такие места текста, которые требуют для своего истолкования применения не только категорий эйдоса и ноэмы, но категорий символа, мифа и идеи слова, которые в предыдущем разделе лишь подразумевались.

1. -- --

В словарях современного русского языка мы находим два многозначных омонима: мир1 со значениями 1) 'совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве; Вселенная'; 2) 'отдельная часть Вселенной; планета'; 3) 'земной шар, Земля со всем существующим на ней'; 4) 'человеческое общество, объединенное определенным общественным строем, культурными и социально-историческими признаками'; 5) 'какая-л. сфера жизни или область явлений в природе'; 6) 'какая-л. сфера, область деятельности людей'; 7) 'сельская община, а также члены этой общины'; 8) 'земная жизнь в противоположность неземной, потусторонней (согласно религиозным, идеалистическим представлениям)'; последнее значение дано с пометой устарелое. Омонимом этого слова является мир2 со значениями: 1) 'согласие, отсутствие разногласий, вражды или ссоры'; 2) 'отсутствие войны, вооруженных действий между государствами'; 3) 'соглашение между воюющими сторонами об окончательном прекращении военных действий; мирный договор'; 4) 'покой, спокойствие' (МАС II,274- 275). В старой дореволюционной орфографии эти омонимы различались графически: мир1 - , мир2 - ;эта орфографическая норма установилась в ХVII в.

Этимологически оба слова восходят к одному корню: и.-е. *mei- 'связывать' (ЭССЯ 19,57), следовательно и эйдос вселенной, и эйдос согласия поняты как нечто связанное.

Образование омонимов на основе двух сильно разошедшихся значений одного слова - процесс исторически длительный; в отношении же слов мир1 и мир2 и сейчас, несмотря на сложившуюся лексикографическую практику, едва ли можно уверенно говорить о полном разрыве семантических связей между ними, поскольку мир как целое, будь то сельская община или вселенная, есть нечто согласное, согласованное. Тем более затруднительно утверждать, что эти омонимы существовали уже в языке ХI века. Напротив, более правдоподобным выглядит предположение, что в это время существовало одно слово с двумя достаточно дифференцированными, но предполагающими друг друга значениями, вследствие чего древнерусскому образу мышления было свойственно синкретичное понимание мира, в котором согласие выступает принципом связи отдельных частей: мир это то, что связано согласием, а также и само согласие. Многие пословицы и поговорки отражают этот синкретизм: например, если говорится мир зинет - камень треснет, то ясно, что мир, община, человечество должны зинуть (зевнуть) одновременно, согласно, чтобы камень треснул. Из этого-то первоначального синкретизма и началось постепенное развитие омонимов, не закончившееся вполне, по нашему мнению, и в наше время.

На семантическую судьбу слова в древнерусском языке весьма существенно повлияло его употребление в переводной христианской литературе, прежде всего Новом Завете. Семантика, которую это слово приобрело в этих переводных текстах, оказало обратное влияние на русское языковое сознание.

В славянском переводе Нового Завета слово использовалось для перевода двух греческих слов - и , хотя в некоторых ранних памятниках (ХIII словах Григория Богослова, Изборниках 1073 и 1076 гг.) слово переводилось и иначе - ,,; эти колебания показывают, что переводчикам, видимо, представлялось не вполне нормальным переводить одним словом два разных слова оригинала; это косвенным образом подтверждает наше предположение о существовании в ХI- ХII вв. одного слова с двумя еще тесно связанными значениями.

Таким образом, там, где греки видели два эйдоса и нашли для них два разных меональных выражения, там и славяне видели два эйдоса, но, выразив их одним словом, они до какой-то степени отождествили эти эйдосы общим для них актом понимания. Что же это были за эйдосы и к каким последствиям повело их выражение в одном слове?

Сначала рассмотрим случаи, когда является эквивалентом греч. . Весьма часто слово , как и греч. является выражением эйдоса тишины, покоя, согласия. Таково употребление слова в приветствиях и пожеланиях:

ср. также: Рим 14,17; 15,13; 1Кор 14,33; 16,11; 2Кор 13, 11; Гал 5,22; 6,16; Фес 5,3; 2Тим 2,22; 1Пет 3,11; 2Пет 3,14. Во всех этих случаях греч. является, по-видимому, эквивалентом евр. шолом. Хотя все новозаветные книги, кроме Евангелия от Матфея, написаны были по- гречески, однако авторами-иудеями, поэтому хотя "лицевая" сторона их языка была греческой, его "подкладка" нередко оставалась еврейской, что выражалось в ноэматическом и эйдетическом несовпадении еврейских и греческих слов. Евр. шолом было выражением эйдоса полноты, в созерцании которого авторы ветхозаветных книг достигли большой глубины; библейская проработка этого эйдоса поражает многообразием сторон, что порождает трудность его лексикографического описания. Вот как его описывает "Словарь библейского богословия": "Евр. шолом - производное от корня, который, в зависимости от своего применения, обозначает цельность, полноту (Иов 9,4), например, - закончить дом (3Цар 9,25), или же восстановление вещей в их прежнем состоянии, в их неповрежденности, например, - "умиротворить" заимодавца (Исх 21,34), исполнить обет (Пс 49,14). В силу этого библейский мир - не только "договор", позволяющий жить спокойно, и не только "мирное время", противопоставляемое "времени войны" (Eкк 3,8; Откр 6,4); он означает благополучие в повседневном существовании, состояние человека, живущего в гармонии с природой, с самим собой и с Богом" (Леон-Дюфур 576). Таким образом, шолом противостоит не только вражде и войне, раздирающим, раскалывающим полноту, но и всякой болезни, разрушающей полноту и цельность, всякому греху, отделяющему человека от Бога и других людей. Поэтому "пожелание мира на земле становится в устах Царя Мира вестью о спасении; как благочестивый иудей Иисус говорит: "Иди с миром", и именно этими словами Он исцеляет кровоточивую женщину (Лк 8,48), отпускает грехи кающейся грешнице (Лк 7,50) и тем самым свидетельствует о Своей победе над властью болезни и греха" (Леон-Дюфур 580).

По-видимому, греч. уже не могло выразить все грани того эйдоса, которые выражал евр. шолом; тем более это нужно сказать о слав. миры7 У этого слова своя мифология, к изучению которой мы теперь и перейдем.

Нередко слово употребляется в нерасчлененном единстве значений, так что без обращения к греческому оригиналу невозможно определить, выражением какого эйдоса является это слово. Но такой путь истолкования мы считаем слишком легким и даже соблазнительным, поскольку он не позволяет даже поставить вопрос о тех переменах, которые происходили в языковом сознании под влиянием переводной литературы, а реконструкция языкового сознания является одной из важнейших целей лингвистической герменевтики.

В Послании Ефесянам ап. Павел пишет: (Еф 2,14) - (А). Артикль указывает не на то, что частное () подводится под общее (), а на то, что между подлежащим и сказуемым устанавливается отношение тождества: Христос есть Мир, и Мир есть Христос. Всякий иной мир есть частное проявление Мира, а Христос есть самый Мир, самое Согласие; в древнеславянском и русском языках этот оттенок мысли, к сожалению, утрачивается. Перед истолкователем древнеславянского текста встает вопрос, выражением какого эйдоса является здесь слово ? Христос есть Мир-Согласие? Или Христос есть Мир- Вселенная? Учтем то, что Христос - воплотившееся Слово, то самое Слово, которым Бог творил мир, поэтому сначала Слово воплотилось в творении (  - Ин 1,3), а затем, во Христе воплотилось вочеловечением (- Ин 1,14). Если не соблазняться легким путем обращения при истолковании к греческому оригиналу, а попытаться интерпретировать это место, исходя из древнерусского языкового сознания, то придется, видимо, признать, что слово миры выражает оба эйдоса сразу, то есть понимает Христа синкретично: Он есть Мир, связанный согласием, и Он есть Согласие, связывающее мир.

В Послании к Римлянам ап. Павел пишет: - (Рим 16,20 - А). Несколько раньше, в ст.17, апостол увещевал остерегаться "творящих распри и раздоры", поэтому в ст.20 Бог назван Богом согласия, который противится сатане и его слугам, производящим разделения. Однако на почве древнерусского языкового сознания должен был восприниматься синкретично: не только как Бог согласия, но и как Бог вселенной, земли, всех людей, объединенных согласием.

В Послании ап. Иакова читаем: (Иак 3,18 - В), . В греческом тексте () является обстоятельством образа действия: плод правды сеется в согласии тем, кто творит согласие. В древнеславянском тексте могло быть скорее понято как обстоятельство места: плод правды сеется на земле, среди людей тем, кто созидает согласие. Таким образом, слово миры является выражением такого эйдоса, который вовсе не предусматривался оригиналом. Нельзя не заметить, что при таком понимании слова вся мысль апостола выглядит как-то более по-земному, посюсторонне.

Другими местами, в которых слово было синкретичным выражением сразу двух эйдосов, являются: Мк 5,34; Лк 8,48; Рим 10, 15; 14,19; 1Кор 7,15; Ефес 2,15; Флп 4,9; 1Фес 5,23; 2Фес 3,16; Кол 3,15; Евр 13,20. Во всех этих случаях происходит как бы укрепление положительной связи двух эйдосов, когда мир воспринимается как непременно связанный согласием.

Теперь рассмотрим те места, где словом переводилось слово .

В одних случаях слово , как и греч. , является выражением эйдоса вселенной, всего света, мира в целом:

Затем слово ,как и греч. , является выражением эйдоса земли, 'Erde' (Bauer 882):

Словосочетание стихии мира () означает "материю и отдельные материальные вещи, из которых состоит мир, и самый мир, поскольку он состоит из таких вещей. Ап. хочет, очевидно, сказать, что Моисеев закон привязывает религию или по крайней мере все ее проявления в жизни к материи и материальным вещам, из которых состоит мир. Не только порядок праздников установлен течением луны, не только празднование субботы от вечера до вечера зависит от положения солнца: все заповеди о пище и о чистоте, жертвенные законы и другие предписания о богослужении относятся к материальным предметам, к определенным местностям, времени, телесным состояниям и т.под. Все это были постановления относительно плоти (Евр 9,10)". Во всех этих случаях взаимодействия эйдосов, по-видимому, не происходит.

Будучи выражением эйдоса "община", слово легко приспособилось для выражения эйдоса "человечество", Welt als Menschenwelt, Menscheit (Bauer 883):

Именно в таких контекстах, когда слово миры было выражением эйдоса "род человеческий", происходит контаминация этого эйдоса с эйдосом "согласие", которого, понятно, не было в оригинале. Так, слова Иисуса Христа

можно понять и так, что Он - Свет человеческому роду, и так, что ОН - Ис- точник согласия, тишины, или то и другое одновременно; так же двояко можно понять и слова Христа, обращенные к ученикам: (Мф 5,14 - А1). И слова

(Ин 3,16 - А1) могут быть поняты так, что Бог возлюбил и человечество, и согласие между людьми. В словах же (Ин 4,42 - А1) Христос - Спаситель и человечества, и согласия, так что путь к спасению лежит через согласие и любовь, то есть этот путь не столько индивидуальный, сколько соборный. В словах же (Мф 18,7 - Б) соблазн является угрозой в первую очередь для человечества, живущего в согласии, ибо он производит раздоры.

Как мы помним, два (или более) эйдоса выражаются одним словом в случае общности их понимания; при этом происходит взаимодействие, перекрещивание эйдосов. В данном случае эйдосы вселенной, человечества, согласия интерпретируются как нечто связанное; эти эйдосы диффундируют друг в друга, что и обусловливает глубокое своеобразие древнерусского восприятия некоторых мест Нового Завета. Продолжим эту тему.

Выше мы говорили, что в рассмотренных контекстах укреплялась положительная связь между основными эйдосами, выражаемыми словом миръ, однако эта связь начинает утрачиваться, когда это слово становится выражением эйдоса "этот мир" в противоположность "тому свету", земли как противоположности неба; выражением этого эйдоса это слово стало под явным влиянием греч. 'мир как место земных радостей, благ, забот, страданий' (Bauer 883):

В двух последних случаях слово миры приобрело отрицательный смысл, так как суда требует греховный мир и ненавидеть надо душу, охваченную греховными страстями этого греховного мира. Созерцание эйдоса "человечество", в котором на первый план выдвигается его испорченность грехом, является специфически библейским; в греческом языке этот эйдос был соединен со словом , которое приобрело значение 'мир и то, что в нем находится, как враждебный Богу, испорченный грехом, полностью противоположный Царству Божию и потому являющийся погибшим, пришедшим в упадок' (Bauer 883). Будучи основным эквивалентом греч. , слово миры также приобрело это значение: 'все то, что духовному царству Христову сопротивляется', 'то, что отводит нас от закона Божия' (Дьяченко 308). Интересно отметить, что слово в указанном значении наиболее часто употребляли апостолы Иоанн и Павел:

Употребление слова миры для выражения эйдоса падшего человечества, эйдоса мира, лежащего во зле, было необычно на первых порах для древнеславянского языка и потому вызвало комментарии: "Чтобы ты не разумел под миром совокупность неба и земли, - писал бл. Феофилакт, архиепископ Охридский (ХI в.), - Апостол объясняет, что такое мир и находящееся в мире. И, во-первых, под миром разумеет порочных людей, которые не имеют в себе любви Отчей. Во-вторых, под находящимся в мире разумеет то, что совершается по похоти плотской, что, действуя через чувства, возбуждает похоть,.. вообще все, враждебное Богу".

Когда слово употребляется для выражения эйдоса падшего мира, то этим совершенно порывается всякая связь этого эйдоса с эйдосом согласия, так как мир, лежащий во зле, - это мир, подверженный распрям и вражде, порожденными похотью. В греческом языке ареной этих смысловых изменений были два разных слова, из которых одно () выражало искони положительный смысл, а второе () постепенно становилось выражением резко отрицательного смысла. То, что не связано в языке, то не связано и в жизни, и ради первого, положительного смысла часто оставлялся второй, отрицательный. В писаниях основателей пустынножительства часто выражается мысль о необходимости презрения к миру, лежащему во зле, ради сбережения любви к Богу, душевной тишины и согласия: Антоний Великий: "Кто хочет с успехом совершать подвиг иночества, тому надобно совсем рассчитаться с миром и блага его все оставить и делом из него выйти и всякое пристрастие к вещам отсечь"; авва Исайя: "Как нельзя одним глазом смотреть на небо, а другим - на землю, так и уму нельзя пещись и о Божием и о мирском".

Для русского языкового сознания такой ход мысли был затруднителен, ибо противоположные смысловые тенденции совершались в пределах одного слова: слово было вынуждено к объединению противоположного, к одинаковому осмыслению и того, что связано согласием, и того, что раздираемо ненавистью. Если древнеславянский Апостол одновременно призывает любить мир (Рим 14,19; греч. ) и ненавидеть мир (1Ин 2, 15; греч. ), то это противоречие должно было переживаться очень остро. Выход из этого противоречия русская православная мысль нашла в идее преображения мира: "Русский аскетизм восходит не к отвержению мира, не к презрению к плоти, а совсем к другому - к тому яркому видению небесной правды и красоты, которое своим сиянием делает неотразимо ясной неправду, царящую в мире, и тем зовет нас к освобождению от плена миру. В основе аскетизма лежит не негативный, а положительный момент: он есть средство и путь к преображению и освящению мира". Родоначальником этой традиции в русском православии надо, видимо, признать преп. Сергия Радонежского - основателя Лавры во имя св. Троицы, являющейся прообразом преображенного бытия в согласии и любви, прообразом, призванным уничтожить "ненавистную рознь мира сего". Интересно то, что праздник Преображения Господня в народе назван Яблочным Спасом, что, несомненно, выражает связь преображения и спасения, необходимость всеобщего преображения ради всеобщего спасения. "Всеобщее исцеление во всеобщем преображении - в разных видоизменениях мы находим эту мысль у великих наших художников, у Гоголя, Достоевского, даже, хотя и в искаженном, рационализированном виде, - у Толстого, а из мыслителей - у славянофилов, у Федорова, у Соловьева и у многих продолжателей последнего".

Такова мифология слова , которую мы находим в древнеславянском переводе Нового Завета, и таковы некоторые следствия из этой мифологии для русского языкового сознания, русской духовности.

(1) Ср.: Флоренский П.А. У водоразделов мысли. С. 300-301

(2)Следовало бы в современных изданиях Hового Завета, как церковнославянском, так и русском, в этом случае слово миръ писать с прописной буквы (Тои есть Миры), а также и другие слова, которые являются собственными именами Христа, на что в греческом тексте указывает артикль.

(3)Факт перевода двух греческих слов одним славянским был отмечен Е.М.Верещагиным; причиной этого явления он считает смысловую недодифференциацию славянского слова. Никаких герменевтических выводов из подобного рода фактов им сделано не было. (См.: Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Переводческая техника Кирилла и Мефодия. С. 79-81).

(4)Толковая Библия. Т.10. С. 216

(5)Именно такое синкретичное понимание мира находим в "Войне и мире" Л.Толстого: "Диакон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из- под стихаря и, положив на грудь крест, громко, торжественно стал читать слова молитвы: - Миром Господу помолимся. "Миром - все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью - будем молиться",- думала Наташа" (Т.III. Ч.I. Гл.XVIII). Здесь явственно видно соединение двух смыслов: миром - все вместе, сообща и миром - без вражды, в любви и согласии.

(6) Толковая Библия. Т.10. С. 321

(7) Добротолюбие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992. С. 116

(8) Добротолюбие. С. 343

(9) Зеньковский В.В. История русской философии. Ч. 1. Л., 1991. С. 37

(10) Трубецкой Е.Н. Свет фаворский и преображение ума // Вопросы философии, 1989, № 12. C. 113.