Почему Бог клянется своим Именем в том, что ни одним иудеем в Египте не будет произнесено Его Имя живъ Господь Богъ? Как нам кажется, потому, что Имя Божие есть святыня, и произнесение этого имени устами иудеев, впавших в идолопоклонство в Египте, в чем и обличал их пророк Иеремия, является осквернением этой святыни. Значение слова имя 'святыня' надо привлечь и для толкования следующего места из Апокалипсиса: Тайнозритель, уведенный в духе в пустыню, увидел жену -
По общепринятому толкованию, преисполненный богохульными именами зверь есть диавол; поскольку же хулить можно только то, что в самом себе свято, то ясно, что эти хулные имена есть такие наименования Бога и Господа, которые оскверняют их Имена. Сакральный смысл хулы заключается в профанации священного, то есть в превращении высокого в низкое с тем, чтобы занять место высокого, поскольку свято место пусто не бывает. Таким образом, хулное имя есть антоним Имени Божия, так как первое - профанное имя, а второе - священное.
Можно привести еще несколько примеров истолкования трудных для понимания случаев употребления слова имя в библейских текстах, однако такое умножение примеров мы считаем уже излишним и перейдем к заключительным обобщениям.
Во всех приведенных библейских выражениях имеются в виду имена Бога Отца и Бога Слова Иисуса Христа. Это Их именем совершаются пророчества, крещение, даруется вечная жизнь и прощение грехов, изгоняются бесы. Именем здесь, несомненно, обозначается энергия объективной сущности, которая не столько познается человеком, сколько открывается ему в своих энергиях и обязывает его к каким-либо поступкам или привлекается им для совершения каких-либо действий. Имя Господа поэтому не отметина, сделанная по малозначительному признаку, имя Бога - сам Бог в его собственной сущности, которая выступает для человека как высшее знание, сила, святыня и заповедь. И если именем Иисуса Христа (да и вообще именем какой-либо сущности) действительно исполняются просьбы, приказы, совершаются заклинания и мольбы, пророчества и добрые поступки, отпускаются грехи, даруется исцеление, то нужны ли еще какие-то доказательства того, что имя заключает в себе энергию сущности огромной смысловой и духовной мощи?
Таким образом, в рассмотренных библейских текстах имя имеет семемы 'сущность', 'память', 'сила', 'святыня', 'заповедь'. Наличие этих семем делает более достоверной не только в формальном, но и семантическом отношении первую этимологическую версию происхождения этого слова. Поэтому, вопреки мнению П.А.Флоренского, слова имя и знамя, знамение находятся не столько в синонимических, сколько в антонимических отношениях, так как в первом случае эйдос определяется в инобытии своим, так сказать, центром, сутью, а во втором - периферией; если имя - это знание сущности по тем энергиям, которые извергаются из глубин сущности, а также и сама энергия, сила, мощно движущая поступками людей, то знамя, знамение, знак - это знание, наложенное на эйдос для его отличения, это знание, которое мы сами нашли и некоторым образом ознаменовали, обозначили: - 'знак, указание', 'символ, образ', 'характерная черта, признак чего-л., кого-л.', 'явление природы, предзнаменующее что-л.', 'чудо', 'предсказание', 'вещественное доказательство', 'мера длины' (Сл ДРЯ ХI-ХIV вв. III,395-397). В орудийном значении слово употреблялось только в сочетании крестное (Хроника Георгия Амартола - Сл ДРЯ XI-XIV вв. III,395); (Иоанн Златоуст. Слово на преславное воскрешение тридневное - Усп.сб. 249а27-31). Но поскольку крест - это атрибут Иисуса Христа, то можно сказать, что эти действия опять-таки совершаются силою Его сущности.
П.А.Флоренский, в противоречии со своей этимологией слова имя, писал об употреблении этого слова в орудийном смысле: "Именем = на основании, силою. Именем NN - по распоряжению, по приказу NN, так что заявляющий: "Именем..." несет на себе, имеет при себе самую суть, vigor, самый цвет волевого акта того, кто дал приказ, сосредоточенными в его имени, как эссенция всего существа. Подобно тому "во имя", или вы имя значит по имени, в честь, в память. Но как действие совершается ради носителя имени, но не ради названия отвлеченно от него, то под именем здесь разумеется либо непосредственно самый носитель его, в деятельности его силы, либо его эссенциальный элемент". Этот эссенциальный элемент есть не что иное, как энергия эйдоса. Эту энергийную природу всякого слова имел в виду А.Ф.Лосев, когда писал: "Слово - могучий деятель мысли и жизни. Слово поднимает умы и сердца, исцеляя их от спячки и тьмы. Слово двигает народными массами и есть единственная сила там, где, казалось бы, уже нет никаких надежд на новую жизнь. Когда под влиянием вдохновенного слова пробуждается в рабах творческая воля, у невежд - светлое сознание, у варвара - теплота и глубина чувства; когда родные и вечные слова и имена, забытые или даже поруганные, вдруг начинают сиять и светом, и силой, и убеждением, и вчерашний лентяй делается героем, и вчерашнее тусклое и духовно-нищенское состояние - ярко творческим и титаническим порывом и взлетом; - называйте это тогда как хотите, но, по-моему, это гораздо больше, чем магия, гораздо сильнее, глубже и интереснее, чем какая-то там суеверная и слабенькая "магия", как она представляется выжившим из ума интеллигентам-позитивистам". Если всякое слово есть проводник энергии какой-либо сущности, то слово имя является им по преимуществу. Это можно видеть из того, что при ограниченности сил человека он восполняет их энергией, текущей по имени из той или иной сущности, и тогда он действует именем народа, именем закона, именем революции, именем родителей, во имя всего святого, от имени администрации, и в таком действии слабый становится сильным, умный - мудрым, нерешительный - смелым.
В этой связи будет уместным вспомнить такие слова из "Бориса Годунова": "Царь {Борис}. Опасен он, сей чудный самозванец,/ Он именем ужасным ополчен..." Эти слова вскрывают весь ужас положения царя Бориса: Григорий Отрепьев, вооружившийся, или, по меткому слову Пушкина, ополчившийся именем царевича Димитрия, законного наследника престола, обрел в этом имени огромную силу, и умный, государственно мысливший Борис, действовавший, однако, во имя свое, оказался бессильным перед самозванцем.
Таково имя и его сила.
Подведем итоги теоретического раздела нашей работы.
Библейская герменевтика, как и всякая наука, "есть наука о смысле, или об осмысленных фактах, что и значит, что каждая наука в словах и о словах". Истолкование непонятных фактов не является обобщением эмпирического материала (тем более, что факт может быть единичным), но применением, может быть и неосознанным, тех или иных представлений о смысле. После критического рассмотрения различных теорий смысла мы остановились на той теории, которая, по нашему мнению, наиболее глубоко и верно проникает в сущность слова и языка в целом, а именно на онтологической теории смысла, согласно которой слово есть инобытийное выражение объективно существующего смысла. Из этого следует, что интерпретация есть интерпретация выражения. Такое определение потребовало раздельного анализа того, что выражается, и того, как оно выражается; методологией такого анализа стала диалектика. Диалектический анализ привел к построению системы категорий, необходимых для герменевтической деятельности.
|