Подарок юбиляру
На глазах складывается добрая традиция. Как председатель ГЛЭДИС,
Михаил Викторович каждый год на день рождения получает от
Текстологии.RU тематический подарок, - рецензию на одну из
лингвистических экспертиз, опубликованных у него в хрестоматии "Цена
слова" (читая рецензии, не сердится, а радуется). Экспертиз там уже в
достатке, количество их растет, так что жить Михаилу Викторовичу и
жить (в радости), а нам - рецензировать да рецензировать; не злобства ради, а токмо с целью поддержать юбиляра в его благородном деле и помочь нам всем разобраться в его (этого дела) сложностях и тонкостях.
В юбилейный год для критического разбора мы выбрали достаточно
экзотическую лингвистическую экспертизу, касающуюся доказательства
авторства спорного текста . Она написана к судебному процессу об
оспаривании авторства ранних романов Эдуарда Тополя и Фридриха
Незнанского, которые были вначале опубликованы под двумя фамилиями,
но потом Тополь обратился в суд, утверждая, что Незнанский в их
написании не участвовал. Эксперт в своей лингвистической экспертизе это
утверждение осторожно подтвердил.
Попытаемся показать, что его выводы ошибочны.
Выбранный случай интересен тем, что критическую ошибку эксперт допускает уже на первой странице своего исследования - при постановке задачи. Трудно сказать почему, но он решил, что от него требуется доказать, кому из двух соавторов эти спорные тексты принадлежат лексически, и для этого сравнить тексты, написанные в одиночку Тополем, и тексты, написанные лично Незнанским, со спорными текстами по характеру употребленных в них слов. Под этой внешне логичной постановкой лежит ошибочное предположение о том, что индивидуальный вклад каждого из соавторов одинаковым образом (в данном случае - лексически) проявляется в их совместных текстах. Эксперт не потрудился это доказать (вряд ли удалось бы, но вдруг?), он отчего-то забыл, что способов совместного писательства по крайней мере несколько, и есть такие способы, когда один из соавторов вообще не берется за перо. Поэтому с помощью предпринятых им лексических измерений могут быть оценены только отдельные виды соавторства, большинство – нет, и тогда результат экспертизы будет неверен. Отсюда следует, что полученные им результаты, опирающиеся лишь на одну из нескольких возможных посылок (моделей совместного творчества), – при всей исправности проведенного исследования – заведомо не имеют доказательной силы.
Тот способ совместного письма, который эксперт почему-то выбрал в качестве единственного, наверное, не самый распространенный. Но, даже если на минуту согласиться, что все соавторы пишут так и только так (в равных лексических долях), это тоже не поможет, потому что эксперт ко всему прочему выбрал не всегда подходящий для исследования этого вида соавторства способ лингвистической оценки. Он называет этот способ "методикой количественного анализа квазисинонимических лексем". Если не изменяет память, речь идет о предложенной в 60-х годах А.Л. Гришуниным методике анализа языковых дублетов. Гришунин полагал, что поскольку наречия "вдруг" и "неожиданно" означают примерно одно и то же, то, когда писатель отдает предпочтение одному из членов этой пары, такое пристрастие может считаться показателем его авторского стиля. От эксперта требуется отыскать в текстах такие дублетные (квазисинонимические) единицы и подсчитать предпочтения.
В принципе этот способ вполне пригоден для решения некоторых задач, касающихся спорных текстов, но далеко не всех. Чтобы не вдаваться в детали, для примера возьмем самый банальный случай, описанный еще в рассказах Артура Конан-Дойля. Представим себе, что Лев Толстой и Эллочка-людоедка вместе написали роман, например, "Мир и войну". Способ соавторства избрали простейший, вроде буриме, - писали по очереди - слово Толстой, слово Эллочка. Толстой, как известно, знал много слов, тогда как Эллочка - полтора десятка, поэтому Толстой вставлял в текст разные слова, а Эллочка одни и те же, по очереди. Так вот, если бы полученный уродливый продукт принесли автору рецензируемой экспертизы, а для сравнения, в качестве примерных образцов идеостилей, предложили "Анну Каренину" и три страницы Эллочкиных слов, написанных в строчку, он с не меньшей убедительностью доказал бы, что наш виртуальный "Мир и война" написан Эллочкой, а Лев Толстой со всем своим богатым лексиконом в этом сомнительном предприятии не участвовал. Точнее говоря, авторство Эллочки представлялось бы эксперту безусловным, а авторство Толстого - сомнительным.
Впрочем, разрешить спор Тополя с Незнанским можно было бы даже лексически, в том числе с помощью языковых дублетов (квазисинонимов), но только в том случае, если бы задача была сформулирована иначе. Если бы с помощью дублетов эксперт попытался отыскать те идеостилевые детали, которые ЕСТЬ в авторских романах Тополя, но ОТСУТСТВУЮТ в спорных текстах. Именно это "отсутствие" и оказалось бы существенным авторским вкладом Незнанского в совместное творчество.
Тут нужны небольшие пояснения. Если внимательно прочитать воспоминания обоих авторов об истории их совместного писательства, можно предположить, что их работа строилась по принципу функциональной дополнительности. По-видимому, Тополь, как профессиональный литератор, был в их тандеме "writer'ом", тогда как Незнанский, профессиональный следователь, сам писал мало, он конструировал детективный сюжет, придумывал персонажей, мизансцены, тематику диалогов и вычеркивал из написанного Тополем беллетристические длинноты, к которым последний имеет склонность. Скорее всего, как раз объем и характер вычеркнутых деталей идеостиля Тополя и представляет собой то стилистическое расхождение, которое требовалось отыскать, чтобы доказать, что соавторство было.
К тому же стоило бы обратить внимание на то, что Тополь и Незнанский несхожи типажно. Незнанский - выраженный экстраверт; образно говоря, в центре его самостоятельных романов находится праздничный стол, количество персонажей - обильно, а большинство диалогов - легкая и веселая мужская перепалка. Тополь - интроверт, его романы - не о дружбе, а о любви и смежных с этим чувством душевных движениях. Излюбленное место действия в романах Тополя - кровать, персонажей немного, львиную долю текста занимают эротические сцены и описания пред- и постэротических переживаний главного героя, нередко депрессивные. Иными словами, психологически доминантная для Тополя и Незнанского лексика (включая дублетную) не из разряда нейтральной и общеупотребительной, с которой работал эксперт, она эмоционально окрашена и различается тематически. При этом количество слов, затрачиваемых Тополем на произвольно выбранный эпизод, примерно вдвое больше, чем в аналогичных случаях у Незнанского.
Наверное, стоило бы обратить внимание и на то, что, оставшись в одиночестве, Тополь вначале пытался писать детективы, но неудачно и постепенно прекратил это занятие, тогда как Незнанский, поменяв фамилию главного персонажа, благополучно продолжает ту детективную серию, начало которой Тополь у него отсудил. И, если уж быть скрупулезным, стоит признать, что для отсуженного Тополем романа "Красная площадь" Незнанский не поленился придумать сюжет, но все же поленился как следует повычеркивать из текста любимые Тополем беллетристические длинноты; в "Журналисте для Брежнева" он это сделал.
У каждого из соавторов есть своя правда. Тополь положительно уверен, что он делал основную работу - он "художественно писал". Незнанский не менее справедливо считает, что главное - придумать роман и разработать его в деталях, а написать сможет всякий. Но, думается, оба понимают, что и то и другое верно лишь отчасти. Собственные романы Тополя уже не пользуются тем успехом, каким пользовались их совместные романы, - пропала интрига. Новые романы Незнанского не утратили увлекательности, но потеряли языковую живость и литературную отделку.
Впрочем, и тот и другой недолго писали в одиночку, - во-первых, соавторство вошло в привычку, во-вторых, скорее всего, оно все же было вынужденным, компенсировало недостатки. Похоже, что довольно скоро оба подобрали себе новых соавторов, теперь уже литературных "негров", имена которых не выносятся на обложку. Так что, перед тем, как использовать новые романы того же Незнанского в качестве показателей его литературного стиля, эксперту следовало бы задаться вопросом, сам ли Незнанский их написал. И умеет ли он "писать" вообще.
А.А. Смирнов,
рецензент по поручению редакции и расположению души
|
